Дорогая мамочка. Война во Вьетнаме глазами снайпера - [70]

Я посмотрел на дальний берег и увидел дым от двух АК-47 в пятидесяти ярдах от того места, где мы вышли из «Аризону». Кто знает, как долго они преследовали нас, ожидая такого подходящего момента.

Если бы я стоял, то мог бы выстрелить с семисот ярдов, что было весьма неплохо, но мне пришлось бы вести огонь в дюймах поверх голов людей, находившихся в колонне позади меня, и изо всех сил пытавшихся пробиться сквозь грязь. Решив не рисковать, мне оставалось лишь наблюдать через прицел на разыгравшуюся трагикомедию. Большая часть первого отделения была голой, их одежда все еще сушилась. В какой-то момент пулеметчик начал перебегать через песчаную полосу берега, расстреливая противоположную сторону из пулемета М-60, а из одежды на нем были только две патронные ленты, поспешно переброшенные через плечо.

Это была очень быстрая засада с ходу, однако она оказалась чрезвычайно эффективной. У четвертого взвода появилась еще одна проблема. В морской пехоте своих не бросают. Если кто-то получал ранение, медицинская эвакуация начиналась сразу же, даже несмотря на нехватку вертолетов. В это же время отправляют и погибших, однако погибшие сами по себе не имеют приоритета — им уже все равно.

Четвертому взводу не нужно было вытаскивать их в одиночку. Каждый в роте, даже шкипер, поочередно менялись и держались за концы пончо, на котором лежали погибшие морпехи. Остров Гоу Ной превратился в жидкий суп, там были места, где нам приходилось буквально вытаскивать друг друга через грязь, хватаясь за руку или ремень винтовки человека, идущего за тобой, и налегать всем телом вперед, чтобы вытащить себя и своего товарища в место, где можно было бы подняться.

Когда настала наша с Роном очередь нести пончо, мне пришлось мысленно отвлечься и от груза, который мы несли, и от жгучей боли в ногах. Я вспомнил свои тренировки в лагере Кэмп-Пендлтон. Так получилось, что тогда в моем взводе оказался самый маленький парень во всей роте. Он весил не более 130 фунтов[78], и когда рота совершала форсированный марш, командир взвода всегда давал парню камень весом в пятьдесят фунтов[79]. И с самого начала он ясно давал понять, что камень должен быть доставлен из точки А в точку Б, иначе нам всем придется проделать марш снова. В первый раз этот небольшой паренек с трудом пробежал сотню ярдов, но камень все же попал из точки А в точку Б.

Этот чертов камень стал источником гордости нашего взвода. Если переносивший его человек падал, мы поднимали и его, и камень. Если человек мешкал и не спешил поднимать камень, я хватал его и бежал с ним вперед, в голову взводной колонны, где он вновь начинал свое странное путешествие от одного человека к другому, пока мы маршировали. Мы могли передавать камень следующему взводу, но только не мои парни. Неважно, насколько это было тяжело, мы всегда несли его с собой. Во время нашего выпуска из учебного полка, на камне был нанесен краской номер нашего взвода, и он был установлен перед казармами, молчаливо ожидая следующих курсантов.

Я начал думать, что на сей раз «камень» слишком тяжел. Когда мои ноги подкосились полностью, я вспомнил, что находилось в пончо. Два тела, как и тот камень, были переданы спереди назад через всю роту, где они и остались. Там их снова подобрал замыкающий взвод и передал в голову колонны, когда мы уже достигли южной развилки реки Сон.

Чтобы выйти с острова Гоу Ной, мы воспользовались нашим обычным местом переправы. Брод здесь был шире, но мельче, чем на большей части реки, и тут между берегами были постоянно натянуты веревки. На противоположной стороне всегда находились плавающие транспортеры, чтобы при необходимости прикрыть огнем и помочь с эвакуацией погибших и раненых, особенно, когда веревки были скрыты под водой. Мы сделали это. В неимоверных условиях рота «Чарли» за сутки преодолела маршрут, который планировала пройти за тридцать шесть часов. Утреннее небо постепенно приобретало зловещий темно-фиолетовый цвет, напоминая уродливый синяк.

Мы с Роном пересекли реку на машине-амфибии, вместе с командованием роты и двумя двумя погибшими морскими пехотинцами, после чего отделились от роты и начали свой долгий путь к Ан-Хоа. Мы зашли в деревню с задней стороны, и, как бы мне не хотелось повидать Ли и Энн, я был слишком грязный и измотанный, чтобы там останавливаться. Все, о чем я мог думать в тот момент, — так это как добраться, помыться и просто вытянуть ноги. Рон и я с нетерпением ждали, пока немного обсохнем, но у приближающегося шторма были иные планы.

Когда мы шли через деревню, я обратил внимание, что владельцы магазинов опускали и закрывали ставни, а большинство сельских жителей сносили ценные вещи в свои убежища.

Когда мы добрались до Ан-Хоа, все были заняты тем, что задраивали базу, и поток людей заполнил наши палатки. В каждой восьмиместной палатке находилось больше десяти человек, и нам с Роном пришлось бороться за место на полу. Тут нужно понимать одну вещь — мы были очень закрытым подразделением. Обычно, чтобы попасть в наше расположение, посторонний должен был сопровождаться снайпером, но сейчас обстоятельства были из ряда вон выходящие. Даже в палатках у ганни и шкипера сидели люди.