Дорогая мамочка. Война во Вьетнаме глазами снайпера - [65]

Вскоре на тропе появились местные жители. Старики тащили повозки со свежими овощами, женщины несли на плечах корзины с рисом, держа равновесие, несколько человек проехали на велосипедах. Рон посмотрел на меня и в отчаянии произнес:

— Черт, Уард, там как на шоссе!

— Да, и уже почти десять часов. Мы не можем дать парню много времени, прежде чем отложим операцию. Я полагаю, он ждет момента, пока сможет смешаться с сельскими жителями, — ответил я. Рон кивнул в знак согласия.

С утренним солнцем пришли жара и влажность. Вскоре рой комаров обрушился на нас, подобно мерцающему облаку. Ситуация быстро ухудшалась. Нам обоим пришлось переворачиваться и ссать лежа, запах мочи раздражал так же, как и мошкара. Для снайпера с диареей было также вполне обыденным и сраться на позиции. Приходилось терпеть и запахи, и насекомых, поскольку передвижение могло демаскировать нашу позицию. Когда мы вытерли пот с шеи и лица, наши ладони оказались покрыты сплошной черной массой раздавленных комаров. Посмотрев друг на друга, мы просто покачали головами.

— Полдень, Рон, мы даем ему время до полудня. Если он не появится к тому времени, мы уходим.

— Отличная, мать ее, идея, парень!

В 10.40 из-за холма осторожно вышел человек, ненадолго остановился, чтобы осмотреться, и направился к деревне. Он был одет в гражданскую одежду, но его действия выдавали напряжение. Даже на дистанции 1200 ярдов я чувствовал, что он нервничает. Бинокль был более мощным, чем прицел, и когда Рон посмотрел на него, все, что он смог сказать, было:

— Черт возьми, это должен быть он! Он соответствует описанию, и я вижу часть кобуры, торчащую из-под низа его рубашки!

На меня накатило и быстро прошло знакомое чувство нервного ожидания. Я обтер пот с глаз и наблюдал, как он приблизился ближе к зоне поражения. В моей голове громоздились вопросы. Зачем человеку в таком звании постоянно придерживаться одного и того же, такого опасного, порядка действий, — снова и снова ездить в одну и ту же деревню? Почему он пошел днем? Он что, боялся ночной засады? Или чувствовал себя более привычно, когда пытался слиться с крестьянами? Мои умозаключения прервала одна пугающая мысль: а что, если этот парень вовсе не офицер, а просто «наживка», — «одноразовый» человек, расходный материал, подстава, которого выдают за офицера? Вьетконговцы, безусловно, обменяли бы жизнь одного рядового, чтобы подловить пару снайперов. Я быстро отбросил эту идею как слишком чудовищную, чтобы раздумывать над ней и сосредоточился на работе.

В девяти сотнях ярдов от него, я начал медленно нажимать на спусковой крючок. На восьмистах ярдах я произвел выстрел. Пуля попала ему в грудь с силой, достаточной для того, чтобы чуть приподнять его и отбросить назад на несколько футов. Люди на тропе рассыпались, будто солома на ветру. Мы прождали двадцать минут. Я смотрел на тело, лежавшее на тропе, пока Рон осматривал местность в поиске чего-то необычного. После этого мы начали двигаться. Окоченевшие и больные от долгого лежания, мы выбрались из-под листьев и веток, служивших нам укрытием. Если бы это оказалась ловушка, то по мере нашего движения к цели это скоро стало бы известно. Когда мы добрались до тела, я начал его обыскивать, а Рон продолжал наблюдать за округой. Было очевидно, что этот человек упитан и ухожен, и до того, как моя пуля пронзила ему сердце, он был очень здоров. Я проверил одежду на наличие документов и ничего не нашел. Я чуть помедлил, вспомнив о женщине в Зянг-Хоа, ожидавшей человека, который к ней больше никогда не придет.

— Капитан Лавлорн, — пробормотал я[75].

— Что?

— Ничего, Рон. Просто разговариваю сам с собой.

Когда я извлек из его кобуры пистолет, и увидел, что на рукоятке вырезана красная звезда, моя сентиментальность исчезла. Я положил один из своих матчевых патронов ему на грудь и сунул пистолет в набедренный карман.

— Я закончил. Валим отсюда!

Медленной, равномерной рысью мы отошли примерно на «клик», прежде чем остановились на отдых. Я заполнил килл-лист, добавив в него некоторые детали. Преодоление реки Тху Бон на обратном пути при дневном свете значительно облегчило наше возвращение. В Ан-Хоа мы вернулись полностью истощенные и немного грязные. Я отправился прямо в палатку Ферджи и положил килл-лист ему на стол. Он только кивнул. Никто из нас не проронил ни слова. После этого я отправился к своей палатке и уснул во время чистки винтовки.

* * *

Если природа когда-либо и хитрит с Землей-матушкой, то во время муссонных дождей. Слово «дождь» не совсем точно описывает это явление. Лучше всего его можно охарактеризовать словом «потоп». Мы часто брали кусок мыла, раздевались и принимали душ во время ливня. Был конец сентября, и уже все жаловались на то, что просохнуть нет никакой возможности. Сезон муссонных дождей только начался.

В конце сентября нас с Роном Фиксом вновь придали роте «Эхо» 1/5. Все пристально наблюдали за центром территории «Аризона». Там была засада, только вот это была не совсем обычная засада. Мы беспомощно смотрели и слушали, как батальон морской пехоты избивался полком НВА. Из-за интенсивности авиационных и артиллерийских ударов, которые непрерывно вызывали морпехи, попытка добраться до них, оказавшихся в зоне поражения, была бы для нас или любого другого подразделения форменным самоубийством. Любая более-менее продолжительная пауза, дававшая нам возможность добраться до своих товарищей, также позволяла северо-вьетнамцам задавить их. Морские пехотинцы должны были сами выбираться из ловушки, и противник превосходил их численно в соотношении пять к одному. Мы были свидетелями отчаянной борьбы между тремя тысячами человек, длившейся целый день.