Дорогая мамочка. Война во Вьетнаме глазами снайпера - [66]
Пойманный в ловушку батальон получал артиллерийскую поддержку от каждой базы, находившейся в пределах досягаемости. На вражеские позиции сыпались сотни артиллерийских снарядов. Потом наступило короткое затишье, и почти сразу же появилось несколько реактивных самолетов, которые сбросили напалм и тысячефунтовые фугасные бомбы. Как только самолеты ушли, артиллерийский обстрел возобновился. К полудню дым и пыль от тысяч артиллерийских снарядов и бомб зловеще затянули большую часть «Аризоны», как будто тонкий туман мог скрыть под ними зону поражения.
Час за часом мы внимательно слушали в эфире самое крупное и продолжительное сражение, которое мы видели. Ближе к вечеру враг начал прогибаться под напором артиллерийских и авиационных ударов, которые по своей интенсивности не уступали никакой другой войне.
Наша общепринятая формула для потерь рассчитывалась как три или четыре раненых на одного погибшего. И хотя мы не могли оценить количество раненых, окончательный список погибших дал нам довольно хорошую пищу для размышлений. Пятьдесят три морских пехотинца погибло, включая командира батальона, что соответствовало потере целой роты. Оценка убитых и раненых солдат противника колебалась от нескольких сотен до более двух тысяч, однако если брать в расчет разницу в размерах обоих воинских формирований, то было ясно, что ни одна из сторон битву не выиграла. В «Аризону» все время прибывали все более и более обученные, лучше вооруженные и опытные подразделения НВА.
Снайперы являлись элитным подразделением. Мы прошли дополнительный путь в своей подготовке, начиная учебным лагерем для новобранцев и заканчивая снайперской школой, но нас было так мало.
Помимо капитана, ганни, сержанта, штаб-сержанта и двух или трех командиров отделений, редко когда на весь полк нас было более двадцати действующих снайперов или десяти команд из двух человек.
Статистические данные о количестве снайперов-разведчиков, которые служили во Вьетнаме, найти трудно. Максимум было десять снайперских взводов, которые были приданы каждому из следующих воинских частей и подразделений: 1-й и 3-й разведывательные батальоны, 1-й, 3-й, 4-й, 5-й, 7-й, 9-й, 26-й и 27-й полки морской пехоты. По численности это соответствует десяти офицерам и около 340 действующих снайперов.
Снайперы 5-го полка работали на башнях и в периметре трех основных баз, а также в Ан-Хоа и на «мосту свободы». Команды поочередно придавались каждой роте полка, от «Альфа» до «Зулу», работали с местными ополченцами, и все же умудрялись выполнять специальные задания, которые иногда подкидывал штаб.
Черные, белые, коричневые и красные, — все мы приехали со всех концов Соединенных Штатов, но наши уникальные узы товарищества сделали нас единым целым. Наш сержант был филиппинцем, чей акцент почти никто не мог понять, когда он был в гневе.
Конечно, был Чак Мауинни, мой первый и единственный командир команды, и то наследие, которое он оставил за собой. Насколько мне известно, личный счет Чака (101 подтвержденное поражение) за всю войну превышал результат любого другого американца: каждый выстрел — точно в цель!
У нас также было кое-что уникальное в джунглях — «свободный огонь». Снайперы могли стрелять в любое время без разрешения. Мы были единственными военнослужащими, которым было разрешено стрелять изнутри периметра баз поверх голов других морских пехотинцев. Бoльшую часть времени, если только они не находились под огнем противника, морским пехотинцам приходилось получать разрешение от полкового командования на открытие ответного огня, и подобная задержка могла составлять несколько минут. Так как мы являлись частью полкового командования[76], у нас были полномочия самостоятельно начинать огневой контакт с противником. Само собой разумеется, что очень многие хотели иметь снайперов, и казалось, что мы всегда находились или в вертолете, или грузовике, перебрасываемые с одного задания на другое.
Если кто-то просил нас о работе, которая, по мнению шкипера, была неподходящей для снайперов (конечно, если только она не исходила из полкового штаба), то все, что ему нужно было сделать, это сказать: «Извините, все снайперы сейчас на задании» — что обычно было правдой. Если запрос поступал из штаба, то шкипер обязан был вывести нас на работу.
Поскольку мы были помимо снайперов еще и разведчиками, у нас должно было быть развито шестое чувство. Если рота оставалась на ночь, и мы начинали копать окоп, то довольно скоро стучать лопатами начинали все. «Ворчуны» говорили: «Если снайперы начинают окапываться, окапываются все». Нас учили более внимательно наблюдать за окружающей обстановкой, и зачастую, после дневного поиска неприметных признаков присутствия вражеских войск или просеивания немногочисленных остатков заброшенного вражеского лагеря, мы действительно формировали весьма разумное представление о том, что может произойти в следующие несколько часов. Иногда это было просто внутреннее чутье.
Однажды я осознал, что за все это мне еще и платят. С учетом прибавки за работу в опасных условиях и «боевые» выплаты, я получал 43 цента в час.
В книге повествуется о борьбе польского народа с немецко-фашистскими захватчиками в период второй мировой войны. Дальнейшие события развертываются в первые послевоенные годы — годы становления народной власти в Польше. Автор показывает польскую действительность с учетом специфики сложной социально-экономической структуры деревни как в период войны, так и в первые послевоенные годы. Книга получила государственную премию на конкурсе в честь 30-летия возрождения Польши. Она представляет интерес для широкого круга читателей.
В книге генерал-майора венгерской Народной армии Даниэля Гёргени правдиво и интересно рассказывается о судьбах многих солдат и офицеров хортистской Венгрии, втянутой фашистской Германией в преступную войну против Советского Союза. В центре воспоминаний — судьба бывшего хортистского офицера, который, попав на восточный фронт, постепенно прозревает и вместе с группой венгерских солдат и офицеров переходит на сторону Советской Армии. С любовью и теплотой пишет Д. Гёргени о гуманизме воинов Советской Армии, о пропагандистской работе советских политорганов, под воздействием которой многие венгры встали на правильный путь и нашли свое место в строительстве народной Венгрии и ее новой армии.
В монографии крымского историка С.Н. Ткаченко исследуются действия советской авиации в период подготовки и проведения Керченско-Феодосийской морской десантной операции (25 декабря 1941 – 2 января 1942 гг.) и боев на феодосийском плацдарме в январе – феврале 1942 г., а также при морских десантах в Судак в январе 1942 г. Подробно рассмотрен ход боевых действий, раскрыты причины и обстоятельства, влиявшие на боевую работу авиации и противовоздушной обороны. Кроме того, изучен начальный этап взаимодействия авиации с партизанами Крыма, а также исследована практика заброски специальных парашютных групп при проведении десантов в оккупированном Крыму.
Одна из самых ярких страниц борьбы порабощенных народов Европы с фашизмом — история Словацкого национального восстания 1944 года — тема новой документальной книги известного чехословацкого публициста Богуша Хнёупека.
Мемуары первого президента Чехословацкой Республики Томаша Масарика рассказывают о событиях Русской революции и начале Гражданской войны. Стоит сказать, что автор мемуаров был прекрасно осведомлен о положении дел в дореволюционной России, да и мире в целом, но смотрел на все события с чешских позиций. В своей книге Масарик рассуждает о вопросах политики, панславянизма, вспоминает о важных переговорах с лидерами различных государств и о процессе образования Чехословацкой Республики. Книга публикуется по изданию 1925 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.