Дорогая мамочка. Война во Вьетнаме глазами снайпера - [67]

* * *

Снайперы-разведчики,

Ан-Хоа,

11 октября 1969 г.

Дорогая мамочка,

Вчера получил твое письмо. Как обычно, я долго отвечаю. Не знаю, смогу ли я взять с собой свои письменные принадлежности, когда меня отправят обратно в джунгли, так как в прошлый раз все полностью промокло. Что бы мы ни делали, результат будет тот же. Уже сейчас я вижу, что следующие три месяца будут просто паршивыми.

Да, мам, я помню про отпуск, но в этом месяце у меня его так и не было. В следующем месяце я вновь попытаюсь его получить, в надежде попасть в Австралию. У нас будет только шесть дней отпуска, и ты права, это не очень долго. Что меня реально бесит, так это то, что парни, воюющие в джунглях, которым отпуск действительно нужен, должны бороться, чтобы заполучить хотя бы один, в то время как некоторые парни в тылу могут ухватить два или даже три отпуска.

Только вернулся с «Аризоны», и там нисколько не похолодало. Пожалуй, это не есть хорошо, так как это один из районов, который муссоны не затапливают полностью.

Ваш снегопад для меня как дар небес. Нам всегда сообщают, какая погода дома в определенных штатах, и в нашем в том числе.

Получил посылку, которую ты прислала. Не могу передать словами, что значат для меня твои посылки. Некоторые ребята не получают ничего, а ты восполняешь этот пробел. Так парни понимают, что с нашими людьми дома всё в порядке.

Буду закругляться. Похоже у вас там всё хорошо. Скажи бабуле, что мне понравилось её письмо. Береги себя, мама, и не беспокойся обо мне. Я в порядке, просто слегка намок.

С любовью,

Джозеф

* * *

Четвертого октября мы с Роном находились с ротой «Чарли», расположившись на ночь после форсирования реки в районе «Аризона» ранее. Днем ничего не предвещало возможной атаки гуков, но я нутром чувствовал что-то неладное.

Мы отрыли небольшую «лисью нору», которая по размеру как раз вмещала нас двоих в полный рост. Естественно, окоп такого типа усложнял применение оружия, но зато его было легче выкопать, и он обеспечивал лучшую защиту. Когда пробило 11 часов вечера, началась атака, сильная даже для такого места, как «Аризона».

Без всякого предупреждения, по нам начали прицельно долбить ракетами и минами, с темпом два-три выстрела в секунду. В первые секунды перестрелки очень трудно думать, но одна вещь была очевидна — чтобы вести такой плотный огонь, нужна была как минимум рота тяжеловооруженных северо-вьетнамцев.

Мы с Роном одновременно нырнули в окоп и оказались лицом к лицу, вплотную друг к другу. Одно я знал точно, — если так будет продолжаться и дальше, огневой вал, который окутал нас, сможет подавить даже такую хорошо вооруженную и закрепившуюся роту как «Чарли».

Один из нас должен был развернуться, чтобы у нас был круговой обзор, а это значило, что-либо я, либо Рон должны были подставиться под осколки, которые летали в воздухе. Хороший командир команды никогда не скажет своему напарнику или кому-либо другому под своим командованием сделать то, что он никогда не сделал бы сам.

Я передвинулся, чтобы подняться, и меня тут же отбросил назад кусок алюминия размером с ноготь, скорее всего, от оперения ракеты, которая только взорвалась в дереве рядом с нами. Он попал мне над правым глазом, и когда я взялся за него, чтобы вытащить, он все еще был горячий. Попади он на четверть дюйма ниже или окажись он из стали, это подпортило бы мою медицинскую книжку, но все обошлось. Я вытер струйку крови со своего глаза и попытался вытащить его снова. На этот раз у меня получилось, и когда я лежал в окопе, на тыльной стороне моей руки накапливались красные полосы от того, что я продолжал вытирать кровь со лба.

В то время как мы наблюдали за красными вспышками и ждали, пока снаряд не упадет в наш окоп, на нас летели грязь и ошметки деревьев. После непрерывного трехминутного обстрела стало понятно, что нас накрыло больше, чем остальную роту. Моя челюсть уже болела от того, что при каждом близком промахе, который встряхивал нас, я сильно стискивал зубы.

В суматохе шкиперу удалось выйти на связь с несколькими батареями крупного калибра на одной из баз, находившейся в пределах их досягаемости, и вызвать их огонь. Кто бы ни управлял этим оружием, но он отправлял 175-мм артиллерийские снаряды над нашими головами прямо на позиции противника с неимоверной скоростью, о существовании такой я даже не догадывался. Они наконец сравняли шансы, и вражеский огонь стал стихать. Наконец, «Чарли» решили, что оно того не стоит и отошли.

Рота устояла. При вспышке сигнальных ракет, освещавших район, я увидел, что за несколько минут рубеж роты превратился в нагромождение воронок и разбитых деревьев.

Я вытащил свою флягу, сел на край окопа и начал смывать кровь с глаза. Когда Рон увидел меня, он сказал:

— Пойду, найду санитара.

Я хотел его остановить, но тут же передумал, так как знал, что даже небольшая царапина в джунглях может стать причиной опасного заражения, а санитар может обработать рану правильно.

После того, как док обработал рану антисептиком и наложил лейкопластырь, он произнес:

— Я представлю тебя к «Пурпурному сердцу».

Я возразил. У нас было три погибших морских пехотинца и семь раненых, и я не считал себя вправе получить эту награду за столь незначительное ранение.