Дорогая мамочка. Война во Вьетнаме глазами снайпера - [56]

И он устроил ее.

Она жила в обычной хижине на задворках деревни. Я не брал с собой каких-либо подарков. Если бы я и взял что-то, то по вьетнамскому обычаю означало бы, что хозяйка или хозяин должны предложить что-либо взамен, а я не хотел, чтобы она заморачивалась этим. Она поприветствовала нас внутри, бросилась в подпол и вернулась с маленьким складным креслом, чтобы я мог сесть. Когда же я отказался от кресла и присел на корточки, лед был сломан.

Она присоединилась с банкой холодного американского пива и села напротив меня. Я смотрел на ее безупречное лицо, думал о том, как такой цветок мог выжить на фоне всего безумия, которое творилось во Вьетнаме, и едва ли мог догадываться о том, что за пиво я держу в руках. Ли тихонько выскользнул из хижины, и мы остались одни.

Внезапно у меня язык присох к небу, я лишь поблагодарил ее за пиво, и все, о чем я смог с ней заговорить — так это о её погибшем муже. Когда она заговорила, я был удивлен, насколько хорош ее английский.

— Он был убит в засаде вьетконговцами десять месяцев назад.

Война — чертовски плохое место, чтобы влюбиться, но это было как раз то, что произошло со мной, пока мы с ней разговаривали. Как и на любой войне, вопреки обстоятельствам страсти воспылали очень быстро. Я как-будто переносился домой, хотя мы оба понимали, что в любое время одного из нас могут убить.

Хижина Энн часто была моей первой остановкой, когда я отправлялся в деревню, чтобы повидаться с Ли, и она всегда встречала меня банкой пива. В нашем гарнизонном магазине я обычно брал для нее конфеты, сигареты и еще кое-что по мелочи. Без разницы, было ли у нас время заниматься любовью или нет, это всегда был интенсивное взаимопроникновение мужчины и женщины, таких разных по мироощущению, но составлявших единое целое.

* * *

Снайперы-разведчики,

Ан-Хоа,

31 августа 1969 г.

Дорогая мамочка,

Только что вернулся из церкви, и я рад, что сходил. Мне пришлось поделиться своим песенником с каким-то майором, но в остальном все прошло хорошо.

Маленькое примечание ко всем этим вещам — монеты, бумажные деньги и некоторые бумаги, написанные по-китайски, лежали в бункере, который я «чистил», когда мы находились в «Аризоне». Там же был тяжело раненный «Ви-Си», но в такие подробности я вдаваться не буду.

Одна катушка с пленкой была отснята в горах. Другая — в основном в «Аризоне». На самом деле, мне не нужны никакие фотографии, напоминающие мне об «Аризоне». Надеюсь, что все эти вещи доберуться до тебя в целости и сохранности.

С любовью,

Джозеф

* * *

Один раз «туннельная крыса» (солдат невысокого роста, проверявший систему подземных ходов и бункеров) спросил меня, не хочу ли я проверить бункер, который они только что грохнули.

Проверка вражеских бункеров — не самая безопасная вещь, особенно в «Аризоне». Я не был уверен, что я со своим ростом в шесть футов и три дюйма[68] пролезу через туннель, но я никогда это не делал, и мне хотелось попробовать. Я прихватил автоматический «Кольт».45 калибра и последовал за ним на четвереньках в то, что снаружи выглядело обычным бункером. Затхлый воздух в туннеле был наполнен густым острым запахом разорвавшейся гранаты, и мы медленно продвигались вперед, при этом «крыса» постоянно проверяла пол и стены штыком на предмет мин-ловушек. Внутри самого бункера слышался слабый звук, и мы остановились, прислушиваясь. Мы знали, что это такое — это был безошибочный звук человека, захлебывающегося в собственной крови. Я взвел курок на своем «Кольте», и мы двинулись к темному открытому пространству впереди.

«Туннельные крысы» пользовались огромным уважением, но я считал, что для того, чтобы заниматься этим, надо было быть полностью ебанутым на всю голову.

Когда мы добрались до бункера, он быстро посветил фонариком вокруг, на секунду остановился в одном месте, затем снова начал перемещать свет.

— Твою ж мать, — произнес он, передвигаясь на открытое пространство основного бункера. — Иди сюда, только глянь на это.

Пока я полз за ним, он фокусировал свет своего фонарика на фигуре, лежащей у стены справа. Она и была источником звука, — девушка, боец Вьетконга, около двадцати пяти лет, с АК-47, все еще переброшенным через спину. Должно быть, она находилась очень близко к разорвавшейся гранате, — у нее на теле не было ни одного участка, на котором не было бы осколочных отверстий. Она уже была на последнем издыхании, но «крыса» протянул мне фонарик, а сам полез проверить, нет ли у нее гранат, и не лежит ли она на ней. Он осторожно подошел к ней и начал осматривать.

— Мда, без шансов, — сказал он, протягивая руку, липкую от крови, и забирая фонарик. — Глянь! — добавил он, освещая бункер. Только тогда я понял, что мы находимся в большом помещении, с туннелями, отходящими в нескольких направлениях. Место было забито различными припасами. Это был старый туннельный комплекс, который годами оставался необнаруженным. Когда он перемещал луч света от туннеля к тоннелю, у меня возникло ощущение, что мы только что вошли в нетронутую могилу фараона. Здесь штабелями лежало оружие, боеприпасы, большие плетеные корзины риса, стопки документов, бумажные деньги, монеты и ящики с медикаментами. На многих ящиках были отгрузочные бирки, на которых было написано: «Помощь Народной Республике от ваших друзей из колледжа Беркли». Я уже не первый раз встречал подобные маркировки из разных университетов и общественных организаций Соединенных Штатов. Однако мое внимание привлек шелк. Около триста рулонов черного китайского шелка, который шел на пошив униформы — более чем достаточно, чтобы сделать любого человека в Штатах богачом. «Крыса» вытирал кровь с рук каким-то материалом, который, должно быть, стоил сотню баксов.