Дорогая мамочка. Война во Вьетнаме глазами снайпера - [54]

Возможно, это прозвучит так, будто я жалуюсь на свою судьбу, но я действительно в замешательстве. Знаю, что ты, возможно, будешь не в восторге от того, что я пишу тебе, что не могу всего рассказать, но поверь, есть еще очень много вещей, о которых я тебе не буду говорить просто потому, что считаю, что не должен этого делать.

Лучше напишу о чем-то другом. Погоды стала еще жарче, чем была до сих пор. В следующем месяце, скорее всего, начнутся муссоны, так что я думаю, что лето еще не собирается отступать.

Нет, Дейв Янг и я не были в одном подразделении. Он служил в роте G 2/5, а я — в роте G 2/7 (где «2» означает батальон, а «5» и «7» — номера полков). Когда перед выходом в «Аризону» мы находились на высоте 65, я выяснил, что подразделение Дейва находилось на высоте 22, примерно в 8 милях отсюда, но у меня не было времени с ним увидеться. В своем письме он ничего не писал о ранении.

Что касается Дейва Саттлза, то последнее, что я о нем слышал, что он в Японии и что он не так сильно ранен, как я думал. Я написал его родителям и рассказал, что случилось.

Как только получу немного денег, то отправлю тебе кучу вещей. У меня есть пять катушек пленки, несколько монет и документы. У меня осталась только одна новая катушка пленки, а в военторге они закончились, поэтому если сможешь, то отправь, пожалуйста, и я буду снимать больше. И не беспокойся о том, что подарить мне на день рождения, — в этом году я его не буду праздновать.

Мам, сделай мне одолжение — напомни, когда день рождения у Лауры. Это место напрочь выбивает всё из головы. Только не говори ей, что я забыл.

Добро, мам, я уже достаточно долго болтаю и хочу еще написать Лауре, так что мне пора закругляться.

Я знаю, что об этом писать бесполезно, но, пожалуйста, постарайся сильно не волноваться. Береги себя, я напишу в следующий раз, когда буду отправлять вещи.

С любовью,

Джозеф

* * *

Слишком мало было снайперов и слишком много людей нуждалось в нас. Помимо дежурства на снайперских вышках, и прочесывания после нападения, нахождение в относительном тылу — будь то в Ан-Хоа, на «мосту свободы», на высоте 65 или высоте 55 или на любой другой номерной базе огневой поддержки — означало лишь относительный отдых, по сути небольшую передышку между выходами в джунгли. Тот факт, что в Ан-Хоа мы могли стрелять без разрешения, заставлял «ворчунов» подкупать нас марихуаной и бухлом, чтобы мы дежурили в бункерах в их секторах. Подобные предложения несколько раз приводили меня на дежурство в самый опасный бункер периметра нашей базы. Он находился на нейтральной территории и немного в отдалении от других бункеров. Именно с этой стороны вьетконговцы чаще всего прощупывали и атаковали Ан-Хоа.

В полночь двадцать девятого числа, я стоял на посту, и, борясь с желанием спать, вел наблюдение в «Старлайт». Рядом дрыхли новый паренек, которого я прихватил в качестве напарника, и двое морпехов. Через час меня должен был сменить мой напарник.

Осматривая участок перед бункером, мне показалось, что я что-то увидел в 450 ярдах от нас. «Да нет, это просто усталость», — подумал я. Я отстранился от прицела и протер глаза. Когда же я снова посмотрел в него, то увидел, как к нашему местоположению, через лабиринт колючей проволоки и растяжек, пробираются два вьетнамских подрывника.

Я мог бы завалить одного из них, но тогда бы я засветил дульной вспышкой прицел, и этого бы оказалось достаточно, чтобы второй смог уйти. Я знал, где стояли наши мины «Клеймор», потому решил позволить им двигаться дальше. Разбудив остальных, я вызвал штаб, чтобы предупредить, что в нашем секторе будет открыт огонь, и чтобы другие бункеры огня не открывали. После этого я вернулся к прицелу, чтобы понаблюдать за продвижением подрывников.

Они двигались, как кошки, но направлялись прямо на минное поле в пятидесяти ярдах от нас, на котором каждая мина была способна при взрыве выдать в веерообразном секторе семьсот стальных шариков. Один из «ворчунов» положил руку на подрывную машинку, ожидая, когда я подам команду. Когда гуки оказались в пятидесяти футах от мин, я сказал ему:

— Жми! — и быстро наклонил голову. Он повернул рычаг, и четыре «Клеймора» сработали одновременно. Взрывная волна подняла камни и грунт, полетевшие через амбразуру бункера, и над нашим сектором взлетели осветительные ракеты, прежде чем осели дым и пыль.

Я передал снайперскую винтовку новенькому и попросил его проверить. Через какое-то время он сказал:

— Я ничего не вижу.

— Ну, ясен пень, не видишь, — ответил я, сидя на огнетушителе и откинувшись на мешки с песком. — Ведь они мертвы.

Я был очень измотан, и прежде, чем я заснул, у меня мелькнула мысль, что мне нужно было увидеть Ли Оута. Прошло уже некоторое время с тех пор, как я был в деревне с припасами, и мне также нужно было узнать, появилась у Ли какая-либо новая информация о расширении активности противника.

На рассвете первое, что я услышал, было мое имя, которое называл мой новый напарник.

— Парни хотят знать, будешь ли ты осматривать тела.

— Ты иди, а я скоро подтянусь.

Подрывники не носили с собой документов, кроме того, я знал, как будут выглядеть их тела. Если бы я поспешил, то мог бы добраться до душевых прежде, чем они закроются на день. После бритья и душа я пошел к койке, чтобы немного поспать. Проснулся я тогда, когда объявился новенький, который начал описывать тела двум командирам снайперских команд. В одном из подрывников он насчитал 127 дырок.