Дорогая мамочка. Война во Вьетнаме глазами снайпера - [53]

Приземлилась «птичка», и пленные вместе с агентами контрразведки исчезли из поля зрения. Спустя непродолжительное время на связь с нами вышел пилот, который сообщил:

— Неприятно говорить вам об этом, ребята, но один из ваших пленников просто выскочил из вертолета.

«Твою ж мать», — подумал я. Его или ее просто выбросили, чтобы разговорить других. Я был уверен, что это не капитан, — он был слишком ценным, чтобы его убивать, — но кто это был из остальных, я не знал и не хотел знать.

На следующий день, вопреки своим лучшим суждениям и утомлению от предыдущей засады, я согласился выйти с отделением на короткое, рутинное патрулирование. Но из-за усталости я забыл важный факт — в «Аризоне» никогда не было рутины.

В двух «кликах» от роты нас поймали в быструю засаду, организованную сходу. Первая минометная мина ударила в нескольких ярдах справа позади меня, ранив Дейва и двух «ворчунов» позади него.

Я вызвал авиацию, которая сбросила груз напалма на полосу джунглей, где — я был уверен в этом, — уже никого не было. Следующим моим приоритетом стала эвакуация раненых, и как только это было сделано, мы вернулись в роту, и с каждым шагом мой гнев на себя самого возрастал.

Снайперская команда — это, прежде всего, команда. Если ваш напарник идет поссать, вы прекрасно знаете, куда он идет и через сколько вернется. Тесная связь в команде формировалась быстро, и потерять напарника было морально тяжело. Я прыгнул на дневную транспортную «птичку», вылетавшую на Ан-Хоа.

Когда снайпер возвращался со снаряжением своего напарника, проводился определенный неофициальный ритуал. Снайперы, находившиеся на тот момент на базе, проследовали за мной в палатку Дейва. Если бы я положил его снаряжение ему на койку вместе с винтовкой, это означало, что он все еще жив. Если бы я положил его снаряжение под койку и направился бы с винтовкой в оружейную комнату, это означало, что он мертв. Я положил его снаряжение и винтовку на койку, и когда я сел, посыпались вопросы: «Насколько все плохо?» «Где его ранили?» «Чем его зацепили?»

Кажется, что расспросы не прекращались, а меня переполняло эмоциональное и физическое истощение. Кто-то дал мне банку содовой, и я медленно потягивал ее, пытаясь ответить всем. Мне было горько. Я до сих пор не терял напарника в бою, и я чувствовал, что мог бы это предотвратить. Я допил воду и неохотно направился к палатке ганни Ферджи (комендор-сержанта Фергюсона), чтобы доложить об этом. Ферджи был отличным парнем, и он знал, что я сейчас испытываю, ведь раньше ему приходилось составлять такой же отчет. Его работа была суровой. Он должен был сообщить об этом шкиперу, который тоже воспринимал это тяжело. Я думаю, что если дерьмо когда-нибудь и поднимается наружу, то это был как раз один из тех случаев.

Он закончил писать свой отчет и сказал, чтобы я сходил в столовую, поел чего-нибудь горячего, и привел себя в порядок. Позже он должен был взять для парней немного пива. Когда я толкнул дверь, чтобы выйти с его палатки, он окликнул меня:

— Кстати, Уард, тебе что-нибудь известно о курении травки в взводе?

— Да, и в чем дело?

— Этим утром шкипер нашел несколько косяков между палатками и поручил мне проверить это. Ты их куришь?

— Да.

— Никогда не пробовал, — ответил он. — И на что это похоже?

— О, это классная штука, ганни. Cовсем не то, что выпивка. Хотите, я принесу вам несколько штук?

— Нет, нет, я просто полюбопытствовал, — сказал он сухо.

— Что-нибудь еще, ганни?

— Нет, это все.

Я останавливался у каждой палатки и говорил ребятам, чтобы они были поосторожнее со своими косяками в перерывах между заданиями. Больше об этом не было сказано ни слова.

Столовая и душевые еще не были открыты, поэтому я отправился в свою палатку, чтобы написать маме и родителям Дейва. Я хотел, чтобы они узнали об этой истории из первых рук. После душа и горячей еды я почувствовал себя лучше, но мне было трудно залатать трещины в своих обычно спокойных нервах. Верный своему слову, Ферджи позже заглянул ко мне в палатку.

— Это от шкипера, — произнес он, ставя на стол ящик пива, и вышел на улицу.

* * *

Снайперы-разведчики,

Ан-Хоа,

30 августа 1969 г.

Дорогая мамочка,

Только что вернулся из столовой. Прошлой ночью я дежурил, впрочем, как и всегда, поэтому нормально отдохнуть не получается, но по крайней мере, я хорошо питаюсь. Вчера впервые за все время нахождения в этой стране я ел салат. Пожалуй, это почти всё, что я съел, и все было довольно-таки вкусно. У нас новый начальник столовой, и, собственно, еда стала намного вкуснее.

Я разобрал свою почту и увидел твое письмо, датированное 25-м числом. Там были фотоснимки, которые ты снимала, мне они очень понравились.

Мам, мне трудно описывать то, о чем я думаю, так что, пожалуйста, будь терпелива. Уверен, ты всё ещё беспокоишься из-за того, что так долго не получала от меня писем. Когда я писал тебе это письмо, 26-го числа, мне казалось, что у меня вот-вот случится нервный срыв. У меня тряслись руки. Сейчас я уже успокоился, но по-прежнему чувствую себя подавлено. В тот момент, когда я считал, что готов абсолютно ко всему, мы вернулись опять в «Аризону» и это выбило меня с колеи.