Дорогая мамочка. Война во Вьетнаме глазами снайпера - [53]
Приземлилась «птичка», и пленные вместе с агентами контрразведки исчезли из поля зрения. Спустя непродолжительное время на связь с нами вышел пилот, который сообщил:
— Неприятно говорить вам об этом, ребята, но один из ваших пленников просто выскочил из вертолета.
«Твою ж мать», — подумал я. Его или ее просто выбросили, чтобы разговорить других. Я был уверен, что это не капитан, — он был слишком ценным, чтобы его убивать, — но кто это был из остальных, я не знал и не хотел знать.
На следующий день, вопреки своим лучшим суждениям и утомлению от предыдущей засады, я согласился выйти с отделением на короткое, рутинное патрулирование. Но из-за усталости я забыл важный факт — в «Аризоне» никогда не было рутины.
В двух «кликах» от роты нас поймали в быструю засаду, организованную сходу. Первая минометная мина ударила в нескольких ярдах справа позади меня, ранив Дейва и двух «ворчунов» позади него.
Я вызвал авиацию, которая сбросила груз напалма на полосу джунглей, где — я был уверен в этом, — уже никого не было. Следующим моим приоритетом стала эвакуация раненых, и как только это было сделано, мы вернулись в роту, и с каждым шагом мой гнев на себя самого возрастал.
Снайперская команда — это, прежде всего, команда. Если ваш напарник идет поссать, вы прекрасно знаете, куда он идет и через сколько вернется. Тесная связь в команде формировалась быстро, и потерять напарника было морально тяжело. Я прыгнул на дневную транспортную «птичку», вылетавшую на Ан-Хоа.
Когда снайпер возвращался со снаряжением своего напарника, проводился определенный неофициальный ритуал. Снайперы, находившиеся на тот момент на базе, проследовали за мной в палатку Дейва. Если бы я положил его снаряжение ему на койку вместе с винтовкой, это означало, что он все еще жив. Если бы я положил его снаряжение под койку и направился бы с винтовкой в оружейную комнату, это означало, что он мертв. Я положил его снаряжение и винтовку на койку, и когда я сел, посыпались вопросы: «Насколько все плохо?» «Где его ранили?» «Чем его зацепили?»
Кажется, что расспросы не прекращались, а меня переполняло эмоциональное и физическое истощение. Кто-то дал мне банку содовой, и я медленно потягивал ее, пытаясь ответить всем. Мне было горько. Я до сих пор не терял напарника в бою, и я чувствовал, что мог бы это предотвратить. Я допил воду и неохотно направился к палатке ганни Ферджи (комендор-сержанта Фергюсона), чтобы доложить об этом. Ферджи был отличным парнем, и он знал, что я сейчас испытываю, ведь раньше ему приходилось составлять такой же отчет. Его работа была суровой. Он должен был сообщить об этом шкиперу, который тоже воспринимал это тяжело. Я думаю, что если дерьмо когда-нибудь и поднимается наружу, то это был как раз один из тех случаев.
Он закончил писать свой отчет и сказал, чтобы я сходил в столовую, поел чего-нибудь горячего, и привел себя в порядок. Позже он должен был взять для парней немного пива. Когда я толкнул дверь, чтобы выйти с его палатки, он окликнул меня:
— Кстати, Уард, тебе что-нибудь известно о курении травки в взводе?
— Да, и в чем дело?
— Этим утром шкипер нашел несколько косяков между палатками и поручил мне проверить это. Ты их куришь?
— Да.
— Никогда не пробовал, — ответил он. — И на что это похоже?
— О, это классная штука, ганни. Cовсем не то, что выпивка. Хотите, я принесу вам несколько штук?
— Нет, нет, я просто полюбопытствовал, — сказал он сухо.
— Что-нибудь еще, ганни?
— Нет, это все.
Я останавливался у каждой палатки и говорил ребятам, чтобы они были поосторожнее со своими косяками в перерывах между заданиями. Больше об этом не было сказано ни слова.
Столовая и душевые еще не были открыты, поэтому я отправился в свою палатку, чтобы написать маме и родителям Дейва. Я хотел, чтобы они узнали об этой истории из первых рук. После душа и горячей еды я почувствовал себя лучше, но мне было трудно залатать трещины в своих обычно спокойных нервах. Верный своему слову, Ферджи позже заглянул ко мне в палатку.
— Это от шкипера, — произнес он, ставя на стол ящик пива, и вышел на улицу.
Снайперы-разведчики,
Ан-Хоа,
30 августа 1969 г.
Дорогая мамочка,
Только что вернулся из столовой. Прошлой ночью я дежурил, впрочем, как и всегда, поэтому нормально отдохнуть не получается, но по крайней мере, я хорошо питаюсь. Вчера впервые за все время нахождения в этой стране я ел салат. Пожалуй, это почти всё, что я съел, и все было довольно-таки вкусно. У нас новый начальник столовой, и, собственно, еда стала намного вкуснее.
Я разобрал свою почту и увидел твое письмо, датированное 25-м числом. Там были фотоснимки, которые ты снимала, мне они очень понравились.
Мам, мне трудно описывать то, о чем я думаю, так что, пожалуйста, будь терпелива. Уверен, ты всё ещё беспокоишься из-за того, что так долго не получала от меня писем. Когда я писал тебе это письмо, 26-го числа, мне казалось, что у меня вот-вот случится нервный срыв. У меня тряслись руки. Сейчас я уже успокоился, но по-прежнему чувствую себя подавлено. В тот момент, когда я считал, что готов абсолютно ко всему, мы вернулись опять в «Аризону» и это выбило меня с колеи.
В книге повествуется о борьбе польского народа с немецко-фашистскими захватчиками в период второй мировой войны. Дальнейшие события развертываются в первые послевоенные годы — годы становления народной власти в Польше. Автор показывает польскую действительность с учетом специфики сложной социально-экономической структуры деревни как в период войны, так и в первые послевоенные годы. Книга получила государственную премию на конкурсе в честь 30-летия возрождения Польши. Она представляет интерес для широкого круга читателей.
В книге генерал-майора венгерской Народной армии Даниэля Гёргени правдиво и интересно рассказывается о судьбах многих солдат и офицеров хортистской Венгрии, втянутой фашистской Германией в преступную войну против Советского Союза. В центре воспоминаний — судьба бывшего хортистского офицера, который, попав на восточный фронт, постепенно прозревает и вместе с группой венгерских солдат и офицеров переходит на сторону Советской Армии. С любовью и теплотой пишет Д. Гёргени о гуманизме воинов Советской Армии, о пропагандистской работе советских политорганов, под воздействием которой многие венгры встали на правильный путь и нашли свое место в строительстве народной Венгрии и ее новой армии.
В монографии крымского историка С.Н. Ткаченко исследуются действия советской авиации в период подготовки и проведения Керченско-Феодосийской морской десантной операции (25 декабря 1941 – 2 января 1942 гг.) и боев на феодосийском плацдарме в январе – феврале 1942 г., а также при морских десантах в Судак в январе 1942 г. Подробно рассмотрен ход боевых действий, раскрыты причины и обстоятельства, влиявшие на боевую работу авиации и противовоздушной обороны. Кроме того, изучен начальный этап взаимодействия авиации с партизанами Крыма, а также исследована практика заброски специальных парашютных групп при проведении десантов в оккупированном Крыму.
Одна из самых ярких страниц борьбы порабощенных народов Европы с фашизмом — история Словацкого национального восстания 1944 года — тема новой документальной книги известного чехословацкого публициста Богуша Хнёупека.
Мемуары первого президента Чехословацкой Республики Томаша Масарика рассказывают о событиях Русской революции и начале Гражданской войны. Стоит сказать, что автор мемуаров был прекрасно осведомлен о положении дел в дореволюционной России, да и мире в целом, но смотрел на все события с чешских позиций. В своей книге Масарик рассуждает о вопросах политики, панславянизма, вспоминает о важных переговорах с лидерами различных государств и о процессе образования Чехословацкой Республики. Книга публикуется по изданию 1925 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.