Дорогая мамочка. Война во Вьетнаме глазами снайпера - [28]

Команда снайперов-разведчиков из двух человек, хорошо владеющих навыками скрытного передвижения и маскировки, могла передвигаться по местности относительно легко и безопасно до тех пор, пока НВА, сразу после моего прибытия, не назначила за нас вознаграждение. Распространился слух, что они будут выплачивать тысячу американских долларов за трофейную снайперскую винтовку и три «штуки» за снайпера, с которого они могли бы заживо содрать кожу. Вознаграждения они не получили, но это был хороший тактический ход с их стороны. Однажды во время патрулирования на окраине Ан-Хоа, я наткнулся на рисунок знакомого снайпера из моего родного штата, прибитый к столбу ограды. Стены штабного бункера были буквально покрыты фотографиями, описаниями и подробными схемами снайперов-разведчиков, которые мы находили.

В качестве меры безопасности, начальство решило, что мы должны выходить на задания в сопровождении огневых групп, иногда отделений, а иногда и взводов. Зачастую, до четверти своего времени мы проводили вместе с шумными патрулями, постоянно попадавшими в ловушки, засады, и, как ни странно, принимавшими на себя снайперский огонь противника. По итогу мы решили, что черт с ним, с начальством, оно не было там, и не стреляло. Мы внесли несколько изменений в наш распорядок работы, предназначенные для введения противника в заблуждение относительно того, в каких конкретных районах работали снайперы, и сосредоточились на ведении «свободной охоты».

Густая растительность часто приводила к тому, что патрули и рота при движении скучивались, поскольку основным правилом передвижении в джунглях было держать человека, идущего перед собой, все время на виду. Но скучивание делает подразделение легкой добычей для врага, когда он набрасывается из засады, и приводит к большим потерям. Личный состав группы управления подразделения, как правило, располагался в середине колонны для обеспечения максимальной защиты спереди и сзади. Типовая засада организовывалась с фронта, примерно под углом сорок пять градусов к направлению движения, с одной или с обеих сторон, и часто начиналась, когда головное отделение натыкалось на мину или попадало в ловушку. Выведя из строя головной дозор колонны, противник мог затем сосредотачивать свой огонь по центру, где находились ключевые люди.

Снайперы-разведчики опасно бросались в глаза. Мы были единственными, кто находился в колонне без шлемов и бронежилетов, а снайперскую винтовку довольно трудно скрыть. Мы также не брали с собой дополнительных боеприпасов. Уставший снайпер, который не мог контролировать свое дыхание, было так же хорош, как и отсутствие снайпера совсем.

Чак предупреждал меня держаться в хвосте колонны. Зачастую это означает дольше бежать к огневой позиции, но так было безопаснее. Его слова утонули в моем служебном рвении, в стремлении показать, что я достоин быть командиром снайперской команды, однако внезапно они получили свое подтверждение в моем третьем патруле. Дэн и я шли чуть впереди командира, сразу за радистом. Мы находились на узкой дамбе между рисовыми полями и приближались к опушке плотных джунглей, находившихся в трех сотнях ярдов впереди справа от нас. Радист, разговаривая, держал возле лица трубку радиостанции PRC-25[36], когда вдруг он резко развернулся на полоборота, лицом ко мне, и так сильно раскинул руки в стороны, что выдернул провод из трубки. Я услышал стрельбу, и человек впереди него упал замертво, пораженный прямо в сердце, а сапер, шедший перед ним, был ранен осколками от реактивной гранаты. Я упал на землю, ударившись так сильно, что это едва не вышибло из меня дух. Я посмотрел вверх и увидел радиста, опустившегося на одно колено, который неотрывно глядел на свою руку, и все время повторял: «Господи Иисусе, в меня попали». К тому времени, как я прополз несколько метров, чтобы добраться до него, шум стрелявших АК-47 почти заглушил его голос. Он все еще стоял на колене, когда я потянул его вниз за воротник.

Мы открыли ответный огонь, и вокруг нас быстро возник оглушительный треск перестрелки. Радисту все время хотелось поднять голову и посмотреть на свою руку. Одной рукой я пригнул его голову и потянулся через него второй рукой, чтобы вытащить его правую руку и взглянуть на нее. Пуля вошла ему в руку как раз под локтем, прошила насквозь почти всю руку, развернулась на девяносто градусов, и застряла прямо под кожей посередине тыльной стороны ладони. Мы оказались в патовой ситуации, прижатые на плоской поверхности дамбы посреди рисовых полей, в то время как перестрелка становилась все более и более интенсивной. По-прежнему удерживая своей правой рукой его за шею, чтобы он не поднимался, мне удалось извлечь из своей аптечки перевязочный пакет. Не имея возможности наложить повязку одной рукой, я просто положил его на пулевое отверстие и зажал рану. Перестрелка закончилась так же внезапно, как и началась. Вероятно, она длилась не более пятнадцати минут, но, лежа беспомощно на дамбе, казалось, что прошло пятнадцать лет. Медицинская эвакуация была уже в пути, и парнем занялся медик. Я не знал имя радиста, и никогда больше его не видел, но я по достоинству оценил тот факт, что он остановил пулю, которая скорее всего поразила бы меня в лицо.