Дорогая мамочка. Война во Вьетнаме глазами снайпера - [26]

На следующее утро перед восходом солнца, мы с Чаком в сопровождении пехотного отделения с первым лейтенантом во главе покинули базовый лагерь для проведения обычного патрулирования. Дэн остался в расположении. Чак хотел посмотреть, как я буду справляться с собой. Примерно через час после выхода из лагеря, головной дозор обнаружил нескольких бойцов НВА, передвигавшихся через большую поляну в девяти сотнях ярдов от нас. Отделение присело, и по цепи передали: «Снайперы — вперед!». Чак уже бежал к небольшому возвышению, находившемуся примерно в семидесяти пяти футах от нас по другую сторону рисового поля. Я бежал следом.

Лейтенант кричал и ругался настолько громко, насколько отважился делать это Чаку, чтобы тот замедлился и следил за минами-ловушками. Если Чак и услышал его, то не подал виду, и через несколько секунд занял положение для стрельбы с колена. Как меня и учили, я занял место в двух футах слева позади него. К этому времени я уже навел на них свой бинокль и подтвердил, что они вооружены. Чак взял под контроль свое дыхание, и раздался первый выстрел.

Один «Чарли» в центре колонны упал. Я услышал свой голос: «Попадание!», — слово было сказано спокойным, хорошо отработанным голосом, точно так же, как я много раз произносил на стрельбище. Все Ви-Си, кроме одного, начали бежать и потащили своего погибшего товарища к опушке, откуда они появились. Утреннюю тишину разорвал второй выстрел, и первый человек в отступающей колонне упал. «Попадание», — вновь сказал я, наблюдая за ними, поднимающими второе тело и уходящими в укрытие деревьев. Человек, который появился с противоположной стороны опушки, допустил две ошибки. Его первой ошибкой стало то, что он отделился от основной группы. Его последней ошибкой стала попытка соединиться с ней на виду у снайпера. Прогремел еще один выстрел, и он упал за дамбой рисового поля. Третий раз за какие-то полминуты, слово «попадание» выскочило из моих уст. Я ничего не чувствовал. Я еще не погрузился в реальность происходящего.

Чтобы получить подтверждение ликвидации, снайпер-разведчик должен был обыскать тело на наличие оружия и документов, а затем заполнить специальный формуляр (килл-лист). На лицевой стороне указывалось имя командира команды и его наблюдателя, серийный номер винтовки, серийный номер прицела, дата и время, численность противника, направление его движения, тип вооружения, а также координаты по карте, где было оставлено тело или тела. В формуляре также был раздел для описания деталей, выявленных при проведении беглого осмотра трупа при поиске оружия и документов. Одна пуля оставляет тело относительно неповрежденным, осмотр которого может дать тренированному глазу ценные разведывательные сведения о войсках противника в этом районе. Отмечался пол и приблизительный возраст трупа; кожа, ногти, глаза, и зубы проверялись на наличие признаков недоедания и болезней. Также фиксировалось состояние униформы, снаряжения, и пищи, которую он или она несли. На обратной стороне листа было места для записи количества подтвержденных убитых, вероятно убитых, раненых, и отдельное поле для записи прочих деталей. После этого формуляр подписывался самым старшим по званию из присутствовавших на месте офицеров. У нас почти не было времени на заполнение таких килл-листов прямо на месте, но инструкторы в снайперской школе хорошо знали свое дело — наши навыки ведения наблюдения позволяли фиксировать все подробности в уме, а затем превращать их в формуляры после нашего возвращения в более безопасные районы.

На тот момент Чак имел в своем активе сотню подтвержденных ликвидаций и уже готовился к возвращению домой. По причинам, ведомым лишь ему, он хотел превзойти этот рубеж в сотню убитых, но ради этого нам пришлось бы пересечь девятьсот ярдов по открытой местности, чтобы добраться до тел. Лейтенант был обеспокоен тем, что мы могли перехватить часть более крупных сил противника, которые могли организовать на нас засаду, выйдя мы вперед. Короткий, но жаркий спор между Чаком и лейтенантом завершился компромиссом — он не отпустит нас обоих до тех пор, пока мы не найдем добровольцев для огневой группы, которая могла бы нас прикрыть. Вскоре мы вышли вперед в очень долгую прогулку длиной в девятьсот ярдов, и мои глаза были прикованы к той опушке джунглей справа.

Мы не могли увидеть тело до тех пор, пока не добрались до дамбы, за которую оно упало. Дойдя до места, я увидел то, во что не мог поверить, — человек лежал, распластавшись на спине, со снесенной задней и боковой половиной черепа. Часть его мозгов осталась в его пробковом шлеме, часть растеклась по земле, а остаток медленно вытекал из отверстия в голове. Но он все еще дышал. Я повернулся к Чаку, чтобы сообщить ему, что парень все еще жив, но он только махнул рукой, обрывая меня, и сказал:

— Вперед, давай покончим с этим.

Группа прикрытия заняла позиции по обеим сторонам от нас, сосредоточив свое внимание на опушке, которая беспокоила нас больше всего, и мы начали обыск. Чак начал с одной стороны, а я с другой, проверяя карманы и ощупывая ткань на предмет бумаг, которые могли быть зашиты в одежду. Первое, что я увидел, была цветная, в три квадратных дюйма, фотография молодой вьетнамской женщины. Я словил себя на мысли о том, что это была его жена, подруга или сестра. Чак ответил на мой вопрос, подняв руку мужчины, на котором я увидел обручальное кольцо. Я положил снимок в тот же карман, где я и нашел его и в оцепенении продолжил обыск, борясь с желанием придать умирающему индивидуальность. Прошло три часа или три минуты, — я не мог сказать точно, время и мой ум играли со мной в игру под названием «скоро ты привыкнешь», — когда Чак вывел меня из оцепенения, резко поднявшись и положа матчевый патрон на грудь умирающего человека. Это был способ запугивания, который преследовал две цели: это было предупреждение о том, что в него стрелял снайпер-разведчик, и к тому же патрон, оставленный Чаком, имел другой номер партии, чем у боеприпасов, которые он на самом деле использовал, что помогало ввести в заблуждение агентурную сеть противника.