Дорога в тысячу ли - [124]

Кадзу уставился на дом.

— Вот так живет Соноко Мацуда. Клиент уверен, что я могу уговорить Мацуду-сан продать участок.

— А вы можете? — спросил Соломон.

— Полагаю, да, но не знаю, как, — сказал Кадзу.

— Но как это возможно?

— Я всегда получаю желаемое, Солли. Главное — не отступать.

Кадзу приказал шоферу отвезти их в ресторан унаги.

18

Йокогама, 1989 год

В воскресенье утром, после церковной службы, Соломон и Фиби сели на поезд до Йокогамы ради обеда с семьей. Как обычно, входная дверь дома была закрыта, но не заперта. Подруга Ецуко, дизайнер, недавно обновила его, и дом совсем не походил на тот, в котором жил Соломон в детстве: главное, что исчезла темная американская мебель. Дизайнер удалила большую часть внутренних стен, заменив небольшие задние окна на витрины из сплошного стекла. Теперь изнутри открывался вид на сад камней. Светлая мебель, выбеленные дубовые полы и скульптурные бумажные лампы создавали открытое пространство квадратной гостиной вокруг дровяной печи. В противоположном углу комнаты высилось дерево в огромном керамическом сосуде. Теперь дом выглядел, как буддийский храм.

Мосасу вышел поприветствовать их.

Когда Фиби проводила время с семьей Соломона, они говорили на трех языках. Фиби — по-корейски со старшими и по-английски с Соломоном, в то время как Соломон говорил в основном по-японски со старшими и по-английски с Фиби.

Мосасу открыл шкафчик у двери и предложил им домашние тапочки.

— Мать и тетя готовили всю неделю. Надеюсь, вы голодны.

— Чудесно пахнет, — сказала Фиби. — Все на кухне?

— Да. То есть, извините, нет. Сегодня Ецуко не смогла прийти. Она очень сожалела и попросила меня извиниться за нее.

Фиби коротко взглянула на Соломона. Ей показалось невежливым спрашивать, где Ецуко, но она не могла понять, почему Соломон не спросил отца об этом. Фиби легко общалась с Ецуко, но ни разу не видела Хану, и ей было любопытно взглянуть на нее. Соломон взял Фиби за руку и повел на кухню. В кругу семьи он чувствовал себя мальчиком. Запахи любимых блюд наполняли широкую прихожую, соединяющую переднюю часть дома с кухней.

— Соломон здесь! — закричал он, как будто пришел домой из школы.

Кёнхи и Сонджа немедленно прекратили работу и подняли глаза, сияя. Мосасу улыбнулся, увидев их счастье.

— Фиби тоже здесь, Соломон! — сказала Кёнхи.

Она вытерла руки о фартук, затем вышла из-за массивного мраморного стола, чтобы обнять его. Сонджа обняла Фиби за талию — она была на голову ниже девушки.

— Это для вас обеих. — Фиби подарила женщинам коробку эксклюзивных конфет от токийского филиала французской шоколадной фабрики.

Сонджа улыбнулась и поблагодарила.

Кёнхи развязала ленту, чтобы заглянуть внутрь. В большой коробке лежали фрукты в шоколадной глазури. Кёнхи радостно сказала:

— Выглядит дорого! Вы должны экономить деньги. Но конфеты такие симпатичные — и наверняка вкусные! Спасибо. — Она вдохнула шоколадный аромат.

— Как хорошо, что ты здесь, — сказала Сонджа по-корейски, с улыбкой глядя на Фиби.

Девушка любила быть с семьей Соломона. Здесь все были тесно связаны, словно части единого организма, в то время как ее собственная огромная семья напоминала смесь элементов «Лего» в большом ведре. У родителей Фиби насчитывалось по пять-шесть братьев и сестер, и она выросла в компании более чем дюжины кузенов только в Калифорнии. В Нью-Йорке жили другие родственники, а еще — в Нью-Джерси, округ Колумбия, в Вашингтоне и в Торонто. Семья Соломона была теплой, но гораздо более спокойной.

Фиби взглянула на чашу блендера с блинным тестом и доску с тонкими ломтиками лука и кусками гребешка.

— Тебе нравится пайон? Как твоя мама его готовит? — спросила Кёнхи, заметив ее внимание.

— Моя мама не умеет готовить, — сказала Фиби, немного смущенная.

— Что? — Кёнхи в ужасе ахнула и повернулась к Сондже, которая подняла брови, разделяя удивление невестки.

Фиби рассмеялась.

— Я выросла на пицце и гамбургерах. Было еще много «жареных цыплят Кентукки». И мне нравится кукуруза KFC в початке. — Она улыбнулась. — Мама работала в медицинском кабинете отца, в качестве его офис-менеджера, и никогда не бывала дома раньше восьми часов вечера.

— И вы не ели корейскую пищу?

Кёнхи не могла понять этого.

— В выходные, в ресторане.

Женщинам казалось непостижимым, что корейская мать не готовила для семьи. Что будет с Соломоном, если он женится на этой девушке? Что будут есть их дети?

— У нее не было времени, понятно, но разве она вообще не умеет готовить? — спросила Кёнхи.

— Совсем не умеет. И ни одна из ее сестер не готовит корейские блюда.

Фиби рассмеялась, потому что тот факт, что ни одна из них не готовила корейскую еду, являлся предметом гордости. Ее мать и ее сестры смотрели свысока на женщин, которые много готовили и постоянно пытались заставить других поесть. Все четверо были очень худыми.

— Мой брат и сестры не любят кимчи. Из-за резкого запаха мама даже не будет хранить ее в холодильнике.

— Вы действительно американцы, — вздохнула Сонджа.

— Мои тетушки и дяди вышли замуж не за корейцев. Мой брат и сестры заключили браки с этническими корейцами, но они такие же американцы, как я. В Америке полно таких людей. Среди моих теток и дядей по браку есть белые, черные, голландцы, евреи, филиппинцы, мексиканцы, китайцы, пуэрториканцы. Все смешаны, — добавила она, улыбаясь старшим женщинам, которые слушали ее с таким пристальным вниманием, словно делали мысленные заметки.