Дорога в Бородухино - [7]

Вскоре она пробралась на перрон. Там стоял санитарный поезд и шла выгрузка раненых. Вера Глебовна остановилась. Мимо нее проходили красноармейцы с перевязанными головами, руками, на костылях, проходили кто в грязных, изорванных шинелях, кто в полушубках, уже не белых, а зеленовато-желтого цвета, у кого-то в пятнах крови, у кого-то обожженных. Проходили молча и какими-то отрешенно-удивленными глазами оглядывали вокзал, словно не веря, что они в Москве, а громыхающий и нещадный фронт остался позади. За ними поплыли носилки с тяжелоранеными, и Вера Глебовна, окаменевшая, сдерживая слезы, смотрела на обострившиеся, будто прозрачные лица, то совсем юные, то обросшие седоватой щетиной, морщившиеся от боли, когда санитары сбивались с шага и дергали носилки…

Но, как ни странно, вид этих перемолоченных войной людей не привел ее в отчаяние, не усилил страха за Андрея — ведь они остались живыми, значит, не так уж неизбежна смерть на войне… И вот один из легко раненных подошел к ней:

— Спичек нет, мать?

— Сейчас… — Она стала судорожно шарить по карманам, ища спички. — Вот, пожалуйста.

Красноармеец прикурил, посмотрел на нее.

— Своего ждете? — спросил хриплым, простуженным голосом.

— Нет. Мне в Малоярославец надо. Сын там…

— Брали мы как раз этот городишко. Дали там немцам. Небось до сих пор трупы ихние валяются. Много их побили… Ну, спасибо за огонек.

— Подождите, — остановила его Вера Глебовна. — Скажите, как сейчас на фронте?

Раненый на миг задумался, затянулся два раза, потом сказал:

— Уперся фриц сейчас, не стронем никак. А вообще-то ничего. Ну, желаю вам, — он, опираясь на палку, заковылял догонять своих.

Она долго глядела ему вслед, пока не подошла к ней молодая женщина и не спросила:

— Тоже своего ищете?

— Нет. Мне надо в Малоярославец. Сын там.

— А мой на работу позвонил, где-то здесь эшелон их. Вот и ищу. Пойдемте вместе.

Они пошли по перрону, пока он не кончился. Сойдя со ступеней, вышли на разветвлявшиеся широким веером пути, забитые составами. Надрывно гудели и фыркали паровозы, туманя клочьями пара междупутья, из какого-то эшелона доносилась гармонь, разрывая сердце разлучной тоской, где-то лязгали буфера, тревожной трелью заливались свистки маневровых кондукторов…

Около вагонов толпились красноармейцы. Какие-то группки были в новеньких полушубках, другие в шинелях. Женщина кидалась то к одним, то к другим, спрашивая:

— Вы не из Сибири?

Но никто ей не отвечал. Только один разбитной боец рассмеялся:

— Чего узнать захотела? Тайна это военная. Поняла?

— Какая тайна? Мужа мне надо найти.

— А чего его искать? Вон мужиков сколько! Выбирай любого.

— Не до шуток, ребята. Звонил он. Где-то тут, на Киевском, эшелон их стоит. Ну, скажите, с Сибири вы или нет?

— Нет. С другого мы места. Иди дальше, — махнул боец рукой. — Там эшелонов тьма стоит.

— Неужто не найду?! — в отчаянии вскрикнула женщина и побежала вперед.

Вера Глебовна осталась одна. Она растерянно озиралась, не зная, кого же спросить, куда отправляется эшелон, и уже понимая, что ей, наверно, никто не ответит.

— Вы тоже кого-то ищете? — спросил ее тот же красноармеец, заметив, видно, ее растерянный вид.

— Мне надо в Малоярославец… Вы не туда?

— Это нам неизвестно. Может, туда, а может, и не туда.

— А у кого я могу узнать? — спросила она

— Вон, у пассажирского вагона, кажись, начальник эшелона стоит… Только, боюсь, не скажет он вам.

— Почему?

— Не положено это знать. Тайна!

Вера Глебовна пошла к пассажирскому вагону, встала поодаль от военного в полушубке, перетянутом новенькими белесыми, не успевшими еще потемнеть ремнями, который разговаривал еще с двумя военными, и стала ждать, когда закончат те разговор. Высокий, в полушубке, несколько раз кидал на нее подозрительный взгляд, а потом, закончив разговор, направился к ней.

— Что вам здесь нужно, гражданка? — спросил резким, неприятным голосом, упершись в нее холодными глазами.

— Я… я получила письмо от сына. Он в Малоярославце, просит приехать… Я не видела его три года… Хотела узнать, ваш эшелон не туда?

Военный недоуменно пожал плечами:

— Вы что, совсем не понимаете, что на этот вопрос вам никто не имеет права ответить?

— Почему? У меня же письмо… Вот оно, — достает она письмо Андрея.

— Не трудитесь. Я ничего вам не могу сказать…

— Но как же? Я же мать… Сын едет на фронт… Я же должна его…начала взволнованно Вера Глебовна, но он перебил, крикнув военному у вагона:

— Комиссар! Подойди-ка сюда. Разъясни гражданке. Это по твоей части,и, круто повернувшись, пошел обратно.

Подошедший к ней военный, тоже в полушубке, но поменьше ростом, с мягкими чертами лица и не такой суровый, как начальник эшелона, слышавший, видимо, краем уха их разговор, спросил ее:

— Ваш сын в Малоярославце?

Она кивнула головой.

— Давно он там? — продолжил комиссар.

— Только прибыли… С Дальнего Востока. Он пишет, что пробудет, возможно, там несколько дней… Мне очень нужно его повидать.

— Да, я понимаю…

— Я не видела его почти три года…

— Не знаю, что вам и посоветовать, — участливо сказал комиссар. — В эшелон воинский вас никто не возьмет. Это исключено

— Что же мне делать? — упавшим голосом спросила она.