Дорога свободы - [101]

Шрифт
Интервал

На другой день Гидеон увидел, что они подтаскивают гаубицу. Они установили ее ярдах в шестистах от дома, и сперва Гидеон даже не мог разобрать, что это такое. Но уже одно то, что клановцы не стреляли целые сутки, показывало, что готовится нечто необычное. Пушка была одним из возможных предположений.

— Ведь это из какого-то арсенала им дали, — сказал Франк Карсон.

— Да, вот какие мы важные персоны, — горько усмехнулся Гидеон. «Вот и все, — подумал он. — Теперь уж все». Со странным спокойствием он сказал Бенджамену Уинтропу: — Уведите детей в подвал. Всех до одного. — Стараешься отсрочить конец; продолжаешь бороться. Продолжаешь надеяться; таково свойство надежды. Все время, наперекор страху и отчаянию, помнишь, что есть еще что-то за пределами того, что происходит с тобой, что-то более важное, чем твой близкий и неотвратимый конец. И это связывает тебя с другими, со всеми маленькими, незаметными, мужественными людьми, которые, наперекор страху, умели высоко держать голову, когда конец был неотвратим.

— Я сделаю так, что все будет хорошо, — сказал Бенджамен Уинтроп. — Мы будем петь. Я их развлеку. — На нем все еще были его большие очки с железной оправой.

— Благодарю вас, — сказал Гидеон.

Гидеон, Франк Карсон, Лесли Карсон и Фердинанд Линкольн стояли на веранде и наблюдали, как клановцы стараются навести гаубицу.

— Горе-артиллеристы, — с презрением сказал Лесли Карсон.

Первый снаряд разорвался ярдах в стах позади дома и гораздо правее. Еще четыре разорвались немногим ближе. Гидеон велел всем войти в дом. Присев за матрацами и досками, они стали стрелять по наводчикам. Расстояние было слишком велико для прицельного огня, но они стреляли, теперь уже не жалея патронов, — потому что надо же было что-то делать, надо же было как-то сопротивляться. Первый снаряд, попавший в дом, разорвался в верхних комнатах; с потолка посыпалась штукатурка.

— Выкиньте белый флаг, — закричал Гидеон. — Выкиньте белый флаг! Попробуем вывести женщин и детей из дома!

Джэк Сэттер, захватив простыню, вышел на веранду. Он стоял, размахивая белым лоскутом, а клановцы прекратили огонь, пригляделись и чуть-чуть изменили угол прицела. Следующий снаряд разорвался на веранде, на том самом месте, где стоял Сэттер.

Брат Питер стоял среди своей паствы, среди женщин и девушек, детей и подростков, едва вступивших в тревожную и сладкую пору отрочества; среди юных девушек с маленькими, крепкими грудями, которые круглились под платьем, как спелые яблоки; среди старух и еще не научившихся ходить крошек, младенцев, не отнятых еще от груди, и малюток, только что постигших искусство выговаривать слова.

Обращаясь к ним всем, он возгласил:

— Господь моя опора и мое спасенье. Кого убоюся?

Наверху грохнул первый снаряд. Мистер Уинтроп обнял одной рукой черного мальчика, другой — девочку, с желтыми, как маис, волосами.

— Кого убоюся? — вопросил их брат Питер.

— Аминь! — ответили все.

— Господь моя сила и моя крепость...

Последняя мысль Гидеона была о начале, о том, как целый народ был в рабстве, как черных людей продавали и покупали, словно скот, и как это развратило других людей, чья кожа не была черной, но чья жизнь тоже протекала в труде; о том, как мало было надежды и как, несмотря на это, люди надеялись.

Последняя мысль Гидеона в ту минуту, когда ударил снаряд, когда снаряд разорвался и навек погасил все его мысли, — последняя его мысль была о силе этих людей, черных и белых, силе, которая помогла им выдержать долгую войну и на развалинах взрастить первые ростки будущего — более прекрасного, чем все прежние мечты человечества. Частью этой силы, ее таинственными и вместе с тем простыми составляющими были люди, которых знал Гидеон, — его сын Марк, его сын Джеф, его жена Рэчел, его дочь Дженни, старик, которого звали брат Питер, высокий, рыжеволосый белый Абнер Лейт, маленький сморщенный негр Ганнибал Вашингтон и еще много других, с кожей разных цветов и оттенков; среди них были сильные и слабые, умные и глупые, но все вместе они составляли то, о чем была последняя мысль Гидеона, — то великое, что так трудно определить словами и что невозможно победить.

Люди, оцепившие холм, люди, скрывавшие свои лица от солнца под белыми капюшонами, стоя поодаль смотрели, как горит старый дом. Дерево было сухое, и раз пожар начался — уже никакая сила на земле не могла его потушить. Дом пылал весь день, и к вечеру от него ничего не осталось, кроме семи высоких труб, которые когда-то сложил отец Ганнибала Вашингтона.

Художники: В. Горяев и В. Вакидин

Технический редактор А. Вилленева. Корректор О.

Сдано в производство 12/IX 1950 г. Подписано к печати 27/XI . 1950 г. А09229. Бумага 84 X 108>1/>32 = 4,4 бум. л. — 14,4 печ. л. Уч.-изд. л. 15,2. Издат. № 12/1051. Цена 9 р. 85 к. Заказ № 1296.

Фабрика детской книги Детгиза. Москва, Сущевский вал, 49.


Еще от автора Говард Мелвин Фаст
Спартак

История гладиатора Спартака, его возлюбленной Варинии и честолюбивого римского полководца Красса. Непреодолимая тяга к свободе заставляет Спартака поднять легендарное восстание рабов, ставшее важнейшей вехой мировой истории.


Муравейник Хеллстрома

В книгу вошли: научно-фантастический роман видного американского фантаста Фрэнка Херберта, рассказывающий о невероятном и успешном эксперименте по превращению людей в муравьев, а также разноплановые фантастические рассказы Говарда Фаста.


Мои прославленные братья Маккавеи

Роман «Мои прославленные братья» (1949) признан одной из лучших художественных книг об истории еврейского народа. Говард Фаст рассказывает в нем о восстании Иегуды Маккавея против сирийско-эллинских правителей Древней Иудеи.Роман, который в советское время вышел только однажды в самиздате и однажды в Израиле, сыграл известную роль в процессе возрождения национального самосознания советского еврейства. В восстании Маккавеев видели пример непримиримой борьбы за национальную и культурную независимость, с одной стороны, и за право жить полноценной жизнью на исторической родине своего народа — с другой.Мы предлагаем читателю роман Говарда Фаста «Мои прославленные братья» в дивном переводе Георгия Бена.


Холодный, холодный бокс

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Первые люди

Проводится эксперимент: среди людей искусственно выводят «человека плюс». Это дети, они живут единой семьёй в резервации. Несколько лет спустя дети подросли и поняли, что окружающий мир всегда будет настроен против них…© Ank.


Как я был красным

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


Молитва за отца Прохора

Это исповедь умирающего священника – отца Прохора, жизнь которого наполнена трагическими событиями. Искренне веря в Бога, он помогал людям, строил церковь, вместе с сербскими крестьянами делил радости и беды трудного XX века. Главными испытаниями его жизни стали страдания в концлагерях во время Первой и Второй мировых войн, в тюрьме в послевоенной Югославии. Хотя книга отображает трудную жизнь сербского народа на протяжении ста лет вплоть до сегодняшнего дня, она наполнена оптимизмом, верой в добро и в силу духа Человека.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Странный век Фредерика Декарта

Действие романа охватывает период с начала 1830-х годов до начала XX века. В центре – судьба вымышленного французского историка, приблизившегося больше, чем другие его современники, к идее истории как реконструкции прошлого, а не как описания событий. Главный герой, Фредерик Декарт, потомок гугенотов из Ла-Рошели и волей случая однофамилец великого французского философа, с юности мечтает быть только ученым. Сосредоточившись на этой цели, он делает успешную научную карьеру. Но затем он оказывается втянут в события политической и общественной жизни Франции.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.