Дорога свободы - [100]
Джеф кончил ампутацию, и раненого унесли; он был почти без сознания, только слабо стонал. Вытирая руки, Джеф заговорил, обращаясь к кучке любопытных, наблюдавших за операцией:
— Теперь ему нужен только покой. Природа уж сама, сделает свое дело. Когда отмершая ткань начнет отходить, швы легко будет снять. Сперва нужно попробовать, осторожно потянуть нитку, очень осторожно, потому что это очень больно. Если она выходит легко, значит — процесс заживления в основном закончен. Теперь лечить его может любой врач. Только бы не было заражения, сейчас это главная опасность...
Джеф устал: доска посреди поля под палящим солнцем — мало подходящее место для операции. А оперировал он по меньшей мере десятерых. Он устал. — Ну, теперь я пойду, — сказал он.
— Сэр!
Джеф, нагнувшись, запирал свой чемоданчик; он поднял глаза на того, кто это сказал. Это был широкоплечий, загорелый человек; он держал руку на рукоятке своего револьвера.
— Я сказал, что я теперь пойду.
— Сэр.
Джессон Хьюгар, стоявший рядом с шерифом Бентли, проговорил: — Ты доктор, Джексон. Такая уж вышла промашка — позволили тебе стать доктором. А когда негры становятся докторами, то и получается вот такая дьявольщина как сейчас.
Джеф секунду смотрел на него, потом защелкнул замок чемоданчика, поднял его и двинулся прочь. Широкоплечий загородил ему дорогу.
— Сэр, — сказал он.
— Чего вы от меня хотите? — спросил Джеф.
— Я хочу, чтоб ты вел себя, как тебе полагается, черная скотина! Говори «сэр», когда обращаешься к тем, кто выше тебя!
Джеф поглядел на него со смешанным чувством удивления и любопытства. Он испытывал также и страх, и отвращение. Но сильнее отвращения и страха было холодное любопытство, как бы не зависимое от всех остальных его чувств; желание понять этого человека, понять связь между ним и тем, что говорил Гидеон, между ним и всем чудовищным безумием, происходившим в Карвеле.
— Вы хотите, чтобы я сказал вам «сэр»? Да?
— Да.
Джеф кивнул. — Сэр, — сказал он. Потом добавил: — С вашего позволения, сэр, я теперь пойду.
Бентли захохотал. — Ты не пойдешь, Джексон, — сказал Джессон Хьюгар.
— То есть, как это?
— Да так. Не пойдешь — и все.
— Завтра тебе там уже нечего будет делать, Джексон, — вставил Бентли. — Оставайся уж тут.
Джеф смотрел на них: любопытство все еще было в нем сильнее страха. Для научного мышления нет бессмысленных явлений. Все имеет свои причины, свою логику. — Я пришел сюда, — сказал он, — потому что считал своим долгом помогать раненым и больным. Понятно это вам? Я пришел потому, что вы просили меня прийти. Как врач, я не мог вам отказать. Как же вы можете требовать, чтобы я остался?
— Сэр, — крикнул широкоплечий. — Сэр, сукин ты сын, черная скотина!
Джеф покачал головой. — Я ухожу, — сказал он. Он оттолкнул широкоплечего, сделал шаг — и последнее, что отдалось в его сознании, которое в тот же миг перестало быть сознанием, был страшный, оглушительный взрыв. Он рухнул наземь, подмяв под себя чемодан, а широкоплечий, глядя на него, сказал:
— У-у, ч-черная скотина.
Рэчел и Дженни сидели с Эллен, но что они могли ей сказать? Теперь для нее слепота объяла весь мир, тьма поглотила все.
В эту ночь Абнер Лейт сказал Гидеону:
— С Марком что-то случилось.
— Да.
— Может быть, он и не отослал телеграмм.
— Может быть, — сказал Гидеон. Для страдания есть предел; за ним боль уже не ощущается.
— А надо их отослать, — ровным голосом сказал Абнер. — Иначе как же, к чорту, люди узнают, что мы тут? Ни единая душа на всей этой растреклятой земле не узнает, что тут происходит. Мы знаем, что в других местах делается? Они нас тут запечатали, как в бутылке, захлопнули, как в преисподней. А может, весь Юг вот этак же запечатан. Может, никто ничего не знает.
— Может быть, — сказал Гидеон.
— Напиши опять телеграммы. Я отвезу их в Колумбию и отправлю.
— А если их не отправят?
— Так я поеду прямиком в Вашингтон;
— Хорошо, — сказал Гидеон. — Если ты так думаешь, — то хорошо, поезжай.
Абнер взял самую лучшую лошадь, рослого и сильного гнедого жеребца, который раньше принадлежал Ганнибалу Вашингтону. Пробираться пешком было бы безнадежной затеей; прорваться на лошади, пожалуй, было можно. Абнер был уверен, что это ему удастся.
Ему бы и удалось, но когда он был уже в полумиле от дома, лошадь подбило пулей; при падении она придавила и сломала Абнеру ногу. Его нашли, подняли и держали стоймя пока Джессон Хьюгар произносил приговор.
— Для белых, которые якшаются с неграми, у нас есть особое угощение. То самое, каким мы Фреда Мак-Хью попотчевали.
— Ступай к чорту! — сказал Абнер Лейт.
Больше он не произнес ни слова. Его подвесили за руки и всю ночь били плетьми. Джессон Хьюгар собственноручно принял участие в экзекуции. — Я этого сукиного сына заставлю заговорить, — похвалялся он. Но Абнер Лейт так и не разжал губ. Его оставили висеть весь день, но он уже был без сознания, уже не ведал, что сила его была частью силы многих, что он был бойцом в великой и славной битве, уже не помнил о милой земле, кусочек которой он исходил, о добрых товарищах, с которыми вместе жил и боролся.
История гладиатора Спартака, его возлюбленной Варинии и честолюбивого римского полководца Красса. Непреодолимая тяга к свободе заставляет Спартака поднять легендарное восстание рабов, ставшее важнейшей вехой мировой истории.
В книгу вошли: научно-фантастический роман видного американского фантаста Фрэнка Херберта, рассказывающий о невероятном и успешном эксперименте по превращению людей в муравьев, а также разноплановые фантастические рассказы Говарда Фаста.
Роман «Мои прославленные братья» (1949) признан одной из лучших художественных книг об истории еврейского народа. Говард Фаст рассказывает в нем о восстании Иегуды Маккавея против сирийско-эллинских правителей Древней Иудеи.Роман, который в советское время вышел только однажды в самиздате и однажды в Израиле, сыграл известную роль в процессе возрождения национального самосознания советского еврейства. В восстании Маккавеев видели пример непримиримой борьбы за национальную и культурную независимость, с одной стороны, и за право жить полноценной жизнью на исторической родине своего народа — с другой.Мы предлагаем читателю роман Говарда Фаста «Мои прославленные братья» в дивном переводе Георгия Бена.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Проводится эксперимент: среди людей искусственно выводят «человека плюс». Это дети, они живут единой семьёй в резервации. Несколько лет спустя дети подросли и поняли, что окружающий мир всегда будет настроен против них…© Ank.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
Это исповедь умирающего священника – отца Прохора, жизнь которого наполнена трагическими событиями. Искренне веря в Бога, он помогал людям, строил церковь, вместе с сербскими крестьянами делил радости и беды трудного XX века. Главными испытаниями его жизни стали страдания в концлагерях во время Первой и Второй мировых войн, в тюрьме в послевоенной Югославии. Хотя книга отображает трудную жизнь сербского народа на протяжении ста лет вплоть до сегодняшнего дня, она наполнена оптимизмом, верой в добро и в силу духа Человека.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Действие романа охватывает период с начала 1830-х годов до начала XX века. В центре – судьба вымышленного французского историка, приблизившегося больше, чем другие его современники, к идее истории как реконструкции прошлого, а не как описания событий. Главный герой, Фредерик Декарт, потомок гугенотов из Ла-Рошели и волей случая однофамилец великого французского философа, с юности мечтает быть только ученым. Сосредоточившись на этой цели, он делает успешную научную карьеру. Но затем он оказывается втянут в события политической и общественной жизни Франции.
Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.