Дорога превращений. Суфийские притчи - [42]

Мол, лекарь, чтоб я больше не болел,

Осуществлять желанья мне велел!

Огретый суфий в гневе обернулся,

Ответно на больного замахнулся,

Но тотчас разглядел, что тот, бедняга,

И тощ, и еле дышит, доходяга.

И так решил: «В болезненном угаре

Сей муж! И если я его ударю,

То он в живых останется навряд:

Тогда меня осудят и казнят!

Ну нет, я не безмозглая зверушка,

Ведь за приманкой кроется ловушка.

Коль дело до конца не решено,

Подумай, чем закончится оно!» —

И, взяв больного за рукав халата,

Повлек его в судебную палату.

Там, оглядев ответчика, судья

Спросил: «Истец! В чем жалоба твоя?»

А тот: «За наглость мужа накажи!

Пороть плетьми публично прикажи,

Иль пусть его с позором провезут

По городу – да будет скор твой суд!»

Сказал судья: «Ответчик сей таков,

Что не хватает подходящих слов,

Чтоб описать, насколько болен он:

Один толчок – и дух из тела вон!

Как стану бледной тени я грозить,

Пороть плетьми, по городу возить?

А если б камень на тебя упал,

То ты и с камнем бы судиться стал?

Чтоб милость у Аллаха обрести,

Ты, суфий, полумертвого прости:

Ведь шариата суд, в конце концов,

Живущих судит, а не мертвецов!»

А тот: «Да как такое может быть:

Суд разрешает людям встречных бить?!»

Судья ж ему: «Поведай лучше мне:

Какая сумма есть в твоей суме?»

«Да в ней, судья, почти и денег нет,

Сам погляди: всего лишь пять монет!»

«Три мне отдай за справедливый суд,

А две ему: они его спасут,

Он хлеб вкуси́т – и просветлеет взор!»

Тут суфий – в крик: «Сколь глупый приговор!

Судья, я речь обжалую твою!..»

…Меж тем больной воззрился на судью:

Мол, лекарь, чтоб я больше не болел,

Осуществлять желанья мне велел!

Сейчас я и недуг свой подлечу,

И от судьи монеты получу!

И он взмахнул рукой в азарте пылком,

И – бац – судье заехал по затылку!

И должен был судья ему платить:

Что делать – приговор не воротить!..

…Кто ближнему копает яму – тот

Сам, оступившись, в яму упадет!..

Похороны отца

История содержит суфийскую переоценку обычных житейских представлений о «благости» земной жизни и «ужасе» перехода в мир иной. При внимательном духовном взгляде оказывается, что именно жизнь в вещественном мире обладает качествами предполагаемого «посмертного бытия», являясь средством наказания и исправления грешной человеческой души.

Д. Щ.

Похороны отца

В пути погребальном над телом отца

Почтительный сын причитал без конца:

«Родимый, тебя в темном доме поселят,

Тебе даже коврика там не подстелят,

Лампадку тебе не засветят во мгле,

И будешь лежать на холодной земле!

Там глаз не раскроешь ты в ясное небо,

Там ты не отведаешь мягкого хлеба,

Там даже на помощь средь всех этих бед

К тебе не придет ни родной, ни сосед.

Родимый! Во мрак гробового жилья

Уйдет величавая статность твоя!..»

…Джуха, услыхав, что твердил тот юнец,

К отцу подбегает: «Ты слышал, отец?

Ведь каждому ясно по этим словам —

Покойника тащат прямехонько к нам!»

Отец отвечает: «Ты что, идиот?» А тот:

«Все приметы подходят! Ведь вот —

Ни хлеба у нас, ни ковров, ни лампад,

И прямо во тьму упирается взгляд,

И нечем дышать… Нет сомнения в том,

Что люди покойника тащат в наш дом!»

Султан и воры

Мотив ночных путешествий переодетого в простое платье султана Махмуда Газневида (см. притчу «Жемчужина») восходит к старинным фольклорным источникам (ср. странствования царя Соломона в агадических легендах, «переодевание» халифа Гаруна аль-Рашида в «Сказках тысячи и одной ночи» и т. п.). В данном рассказе султан представляет высшее «Я» человека, его духовный разум, а ночные воры – совокупность его чувств: слух («чуткие уши»), зрение («ясные очи»), осязание («необычные руки»), обоняние («недюжинный дар»), интуицию («взбираться… до самых небес»). Земные чувства человека «обкрадывают» его духовный разум («и вот уже воры – пред царской казной»), поскольку они нацелены на восприятие внешнего мира, в то время как цель суфия – самопознание, «внутреннее» восхождение к Истине. Руми показывает, как, поначалу приобщившись к чувствам и завоевав их «доверие» («сошелся с ночными ворами»), дух впоследствии может получить над ними власть («воры пред шахом простерлись в пыли»). Это происходит «утром» – с рассветом, означающим духовное пробуждение после «ночи» неведения. В это время дух, воссев на трон, возвращает себе то владычество над чувствами, которого был лишен «средь ночи», и чувства начинают обретать в нем настоящий «свет познания» («верни упованье лишенным надежды»). На достижение таких взаимоотношений между духом и чувствами направлена многолетняя суфийская практика самосовершенствования.

Д. Щ.

Султан и воры

Приняв горожанина скромного вид,

Скитался ночами Махмуд Газневид,

И как-то сошелся с ночными ворами,

А те похвалялись своими дарами:

«Пусть тот, кто способен на больший обман,

Над нами и властвует, как атаман!»

И первый изрек: «О погибшие души,

Бесценный мой дар – это чуткие уши,

Мне ясен, я в этом признаться готов,

Язык всех зверей, но особенно – псов!»

Второй сообщил: «О исчадия ночи,

Судьбой мне подарены ясные очи,

Кто мне на глаза попадется хоть раз,

Того, снова встретив, узнаруге зовут меня, чтоб

Под стену иль изгородь сделать подкоп!»

Четвертый: «О слуги дурного желанья,

Мой признак – недюжинный дар обонянья: