Дорога превращений. Суфийские притчи - [41]

Предстал перед мудрейшим Соломоном:

«Царь, до зари внезапно я проснулся —

Ко мне Владыка смерти прикоснулся,

Да, наяву узрел я Азраила,

И дрожь предсмертная меня пронзила!»

«Чего ж ты хочешь?» – молвил повелитель.

«О Царь, ты и над духами правитель,

Так повели же одному из них,

Чтоб в Индию меня умчал он вмиг!..»

…Царь повелел, решив, что это – благо,

И очутился в Индии бедняга…

Все это было на заре. А днем

Сам Азраил предстал перед царем.

И царь ему: «О скорбный вестник выси,

Зачем ты утром смертному явился,

Прервав его покой, нарушив сон?

Чтоб в Индию он был перенесен?!»

И Азраил в ответ: «Я удивился,

Поскольку за душой его явился,

При этом Бог сказал мне, что она

Расстаться с телом в Индии должна,

А я его здесь – в Иудее – встретил…

Но тут же налетел какой-то ветер,

Унес его туда, и там как раз

Я выполнил Божественный приказ…»

…Мы вечно суетимся, убегаем,

И тем спастись и скрыться полагаем, —

Но от кого? Задумайся на миг:

От Бога? Или от себя самих?..

Шах и мат

Под видом шаха (царя) в суфийской образной системе нередко выступает человеческий дух, а под видом его слуги (в данном случае шута) – эмоционально-физическая природа человека. Данная притча своеобразно иллюстрирует внутреннюю борьбу в человеке (ср. в Новом Завете: «…Плоть желает противного духу, а дух – противного плоти: они друг другу противятся…» – Гал. 5, 17). Вместо того чтобы стремиться к гармонии между противоположными началами своей природы (к чему призывают суфийские мудрецы), религиозный фанатик, терпя многочисленные «поражения» от своих вышедших из-под контроля страстей, пытается в ответ подавлять в себе естественные потребности – «умерщвлять плоть». Как бы от лица последней – шут и заявляет шаху: «Ведь мне, хоть я ни в чем не виноват, // Ты сам теперь объявишь: „Шах и мат!..“»

Д. Щ.

***

Если во многих других притчах Руми речь идет о противоборстве «духа и плоти» (олицетворяемых соответственно в образах человека и животного), то в данном случае конфликт («шахматная партия») происходит между интеллектуально-волевым началом и эмоциональной сферой, которые оба представлены людьми – шахом и его шутом (животное – символ плоти – здесь отсутствует). Иными словами, в сражение вступают рациональное и иррациональное начала в человеке. Заметим, что шах (разум) довел шута (чувство) до отчаяния («а шут, как на ветру бедняк нагой, дрожал пред шахом»), что привело в конце концов к повторному поражению шаха, который снова получил мат (араб. мат – «смерть», т. е. разум отключился и оставил ситуацию вне своего контроля). Смысл притчи в том, что человек должен крайне внимательно прислушиваться к своей эмоциональной сфере («шуту»), не подавляя ее, но стараясь установить в своей жизни равновесие между разумом и желаниями.

Вспомним, что наиболее жестокими тиранами и инквизиторами (в широком смысле) бывали крайние аскеты, т. е. люди, подавлявшие в себе даже естественные желания. Последнее, в конечном счете, приводило их самих к духовной смерти, а бесчисленное множество их жертв – к смерти физической.

М. Х.

Шах и мат

Игра продлилась несколько минут,

И шаха в шахматы обставил шут.

Тут по́ лбу шах шута огрел доской:

«Пусть впрок тебе пойдет урок такой,

Фигурами не двигай невпопад,

Не объявляй внезапно: „Шах и мат!“

Игру придется заново начать —

Тебя азам я стану обучать!»

А шут, как на ветру бедняк нагой,

Дрожал пред шахом – и ни в зуб ногой.

Но понемногу вновь в игру включился

И обыграть владыку изловчился.

И тут он, в завершение игры,

Забился под подушки и ковры —

И возопил: «О шах, я сам не рад,

Но снова объявляю: „Шах и мат!“»

Шах огляделся и спросил: «Ты где?»

А шут ему: «Я понял – быть беде,

Коль станем правду говорить владыкам,

Не пряча голову, с открытым ликом!

Ведь мне, хоть я ни в чем не виноват,

Ты сам теперь объявишь: „Шах и мат!..“»

Безнадежный больной

«Безнадежно больным» является нафс, которому, согласно суфийскому учению, предстоит погибнуть вместе со смертью тела (в отличие от более высоких уровней личности, бессмертных по своей природе). Зная о своей смертности, нафс крайне эгоистичен и необуздан в своих желаниях. Однако, если разум человека («судья») потворствует нафсу вместо того чтобы обуздывать его, то самому разуму приходится плохо («И – бац – судье заехал по затылку! // И должен был судья ему платить…»). Рассказ иллюстрирует суфийский призыв к постоянному самоконтролю.

Д. Щ.

Безнадежный больной

Больной явился к лекарю в тоске:

«Ты пульс пощупай на моей руке —

Я чувствую, пора определиться

С тем, сколько жизнь моя еще продлится!»

Врач пульс пощупал – и смекнул в момент,

Что не протянет долго пациент.

Но лекарь мудр и осторожен был

И от больного эту правду скрыл,

Сказав: «Чтоб жизни сохранять пыланье,

Всечасно исполняй свои желанья,

Не ставь своим хотениям преград,

И этим удалишь из тела яд.

Покорен будь сердечному веленью —

Ведь это путь кратчайший к исцеленью!»

Больной воспрянул: «Сладок твой совет,

Об этом дне мечтал я много лет!» —

И, рад и счастлив, полетел, как птица,

К прозрачному ручью – воды напиться.

Он подошел к воде, а в то мгновенье

Свершал почтенный суфий омовенье.

Больной взмахнул рукой в азарте пылком

И суфию заехал по затылку: