Дорога к счастью - [2]

Женщины — старуха и молодая девушка — отошли немного в сторону, подчеркивая этим почтительную скромность перед незнакомым мужчиной.

— Надо было колеей ехать, а не по заросшей тине, — укоризненно заметил Биболэт малышу-кучеру.

— Да, поедешь!.. — смущенный своей неудачей и готовый расплакаться, обиженно бросил тот. — Там мы тоже чуть не завязли!

Тачанка, врезавшись колесами в густую грязь, глубоко осела. Лошади, тощие, вислобрюхие, стояли, безнадежно понурив головы, словно стыдились своей немощности.

Биболэт подошел к лошадям, тронул их взбившиеся чолки и расправил перепутавшиеся вожжи, затем вскочил на тачанку и, взяв вожжи, придержал потянувшего вразнобой правого карего. Подготовив лошадей к дружному рывку, он с диким гиканьем предков обрушил на их спины удары кнута. Лошади без большого труда выволокли тачанку. Биболэт помог мальчику расправить упряжь и только тогда повернулся к женщинам.

Старуха, пряча под платок прядь тронутых сединой волос, ждала, чтобы Биболэт, исполняя обычай, подошел первый. Как только он шагнул в их сторону, она с улыбкой поплыла навстречу.

— Спасибо, сын мой, да продлит твои дни аллах! Не знаю, что бы мы стали делать, если бы не встретили такого славного… Наш упрямец не послушал нас: свернул с дороги… Спасибо! Да сделает аллах все хорошее на свете твоим уделом!

Подошла ближе и девушка, скромно отставшая от старухи.

— Мать, вы, я вижу, гости, — мельком взглянув на девушку, отвечал Биболэт. — Кучер ваш слишком молод, а дорога впереди не безопасна: всякий народ разъезжает в здешних местах. Пожалуйте к нам, переночуйте, а завтра спокойно поедете, куда вам надо.

Заметив тревожную бледность старухи и мелькнувший в глазах ее испуг, Биболэт не сомневался, что предложение его будет принято. Но старуха сказала:

— Нет, спасибо. Мы бы так поздно не выехали, если бы лошади не нужны были дома завтра. Не станем прерывать и твою дорогу…

— Это не важно: у меня нет спешного дела. Лучше будет, если вы вернетесь.

— А ты куда едешь, сын мой, не в наш ли аул Шеджерий?

— Да, в Шеджерий.

Разговаривая, Биболэт кидал озабоченные взгляды на своего коня, который беспокойно кружился и грыз удила.

— Сейчас я приведу его, — догадался мальчик.

Солнце село за темную гряду выплывших на небосклон туч и огненным заревом зажгло полнеба. Откуда-то вынырнул холодный ветерок. Зловеще надвигались удлиняющиеся тени кустов. Тревога наступающей ночи давила тоской. Лошади, заляпанные грязью, в испарине, мелко дрожали.

Девушке, видно, захотелось уюта жилья. Она смущенно к виновато шепнула что-то старухе. Но та была непоколебима и только строго повела бровью.

— Нет, доедем как-нибудь. А ты, сын мой, раз нам по пути, пересядь к нам, не брезгуя обществом женщин. Поедем вместе, нам будет с тобой спокойнее.

Биболэт предпочел бы седло тачанке. Но эти слова: «…не брезгуя обществом женщин…», эта заискивающая улыбка, эта покорная мольба в глазах… Такими пришли они из старого мира. Слишком хорошо знал Биболэт всю затаенную горечь их бесправной жизни, и первый образ, поразивший его детское сознание, был образ матери, украдкой утирающей слезы. Неприметной тенью мужа проходили они свою жизнь, безропотность и выносливость были мерилами их достоинств…

— Хорошо, — сказал Биболэт, — если не хотите вернуться, я и на это согласен… — и пристегнул оседланного коня к правому карему.

Тачанка, скрипя, накренилась под тяжестью старухи, которая взобралась первой. Она уселась и стала кутаться в ворохи платков: шелковый персидский, сохранившийся, повидимому, с молодых лет, заключил в пеструю рамку ее строгое лицо, а большой мохнатый, с густой бахромой, взметнулся огромными темными крыльями и опустился на плечи. Успокоенная и довольная, что нашла надежного спутника, она, как квочка, зачастила, приглашая молодых садиться поскорее.

Девушка нерешительно остановилась, молча уступая Биболэту свое место. Старуха поддержала ее. Биболэт понял теперь, что старуха — мать девушки. По обычаю первенство и лучшее место принадлежит женщине: но, будучи дочерью хозяйки, девушка гостеприимно уступала свое место. Однако, если бы Биболэт воспользовался ее приглашением, он показал бы незнание обычая, совершил бы неприличное. Он не попался на это безобидное коварство и, усадив девушку на ее место, сам сел рядом с кучером, лицом к женщинам.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Биболэт смог теперь внимательно присмотреться к спутницам. Старуха не отличалась красотой, но в лице ее было старческое благообразие, строгость которого подчеркивалась сомкнутыми темными бровями. Дочь сидела, опустив глаза и смущенно перебирая кисти шарфа. Ей, наверное, было не больше шестнадцати лет. Тонкие брови и черные, длинные ресницы резко выделялись на матовой белизне ее лица. Из-под пестрого шарфа выбивались пряди волнистых волос. Пучок бледных фиалок наивно был вышит на воротнике простенького ее пальто. Рассматривая эти цветы, необычные для черкешенки, которая любит восточную пестроту красок, Биболэт силился определить, что именно так заинтересовало его в девушке. Еще в яру он приметил в ней осмысленную сосредоточенность и отсутствие жеманной стыдливости, характерной для прежней черкешенки. Не это ли остановило его внимание? И где научилась эта девочка ценить скромную прелесть цветов?