Дорога к счастью - [4]

— Хоть убей меня аллах! Чей же этот знакомый голос?.. О-ууй-ууй! Да это же Хымсад!.. А это моя красавица Нафисет! — воскликнул обрадованный старик.

— А это кто? — спросил старик, кивком головы указывая на Биболэта.

— Это — гость…

— Если гость, тем лучше!

— Не из отары ли так поздно возвращаешься, Малехож?

В тоне старухи чувствовалась фамильярность, допускаемая в отношениях с чудаковатыми друзьями.

— Оттуда, оттуда, дорогая Хымсад! — отвечал старик. — Приходится маяться на старости лет. Не могу бросить хозяйство на беспечных сыновей… Надо царапать землю, пока жив. Умрем — пусть делают, что хотят…

— Ты довольно царапал землю, Малехож, за свою жизнь. Теперь предоставь это молодым. Тебе пора на отдых, пора отмаливать в мечети грехи.

— Не удается как-то, Хымсад, не могу сидеть сложа руки. А с грехами… с грехами да свершится начертанное аллахом.

— Садись же, Малехож!

Нафисет поднялась, уступая место старику. Поднялся и Биболэт.

— Теперь, когда вы нашли такого надежного спутника, я могу пересесть на своего коня, — предложил он.

Старик запротестовал:

— Нет, сын мой, это никуда не годится! Выходит, что мы, свои, встретились — и гостя с воза спихнули. Так не годится!

— Как, ты хочешь в полночь мимо нашего дома проехать! — удивленно проговорила старуха. — Разве мы не адыге и не имеем кровли? Это никуда не годится, сын мой… Нельзя делать так!

— Нет, спасибо! Я еду не к чужим — к замужней сестре.

— Большое счастье, сын мой, — сказал Малехож, — иметь сестру и ехать к ней в гости. Но тебе будет легче оправдаться перед сестрой, нежели перед нами: чего только сестра не простит брату… Да, большое счастье иметь родных. Мы, старики, живем высохшими одинокими бодыльями в степи… И дети, как не свои дети, — взгрустнул Малехож.

— Если едешь к сестре, которую, может, давно не видел, не стану удерживать. Грешно отнимать брата у сестры… А за кем же твоя сестра замужем? — спросила старуха.

— За Бехуковым!

— Имеешь достойных родственников. Да сохранит их аллах на многие лета!

Биболэт терпеливо выслушал эти неизбежные формулы вежливости, отвязал коня и стал прощаться.

— Как повидаешься с сестрой, заходи и к нам, сын мой, отведай нашу соль-кашу, — сказала старуха, протянув ему руку.

— Если спросишь Устаноковых, всякий воробей на плетне укажет тебе их дом, — дополнил Малехож, зная, что хозяйка не называла фамилии по обычаю, запрещающему женщине произносить имя мужа.

Нафисет хотела сойти с тачанки, чтобы проститься, но Биболэт не позволил ей.

— Хоть ты и выказала недоверие ко мне, все же я остаюсь твоим союзником. Если понадобится помощь, пиши к нам в город. Пиши по этому адресу, — Биболэт протянул девушке клочок бумаги, на котором вслепую написал адрес.

— Ты тоже выказываешь недружелюбие: в полночь проходишь мимо нашего дома. Значит — мы квиты. А в союзники приму тебя охотно, — с неожиданной смелостью ответила Нафисет и, привстав на тачанке, простилась.

Биболэт вскочил на пугливо шарахнувшегося коня и скрылся во мраке.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Бехуковы были зажиточной семьей из стародавних уорков аула. Многие завидовали их достатку.

Огороженный новеньким забором, уютно выделялся в ряду соседних дырявых плетней двор Бехуковых. Всегда был полон зерном их красный, под зеленой крышей, амбар, а баз не вмещал всего скота — крупного и мелкого. Косяк кабардинских лошадей поддерживал уоркское достоинство семьи. В летнюю страдную пору бехуковские мажары развозили батраков, двор наполнялся перестуком отбиваемых кос, оглашался горластым пением батрачек…

Глава Бехуковых, Хаджи, принадлежал к группе тех набожных седобородых завсегдатаев мечети, перед которыми благоговели верующие адыгейцы. Он прикидывался почетным стариком, отрекшимся от всего мирского и готовящимся к загробной жизни. Но хоть и обратился сердцем к аллаху Хаджи, он, вопреки своей святой славе, выглядел молодцевато, никогда не забывал своего уоркского происхождения и часто наказывал своим сыновьям:

— Помните, что вы от достойных людей произошли! Не водитесь со всякими пшитлями, держите себя достойно.

Если заваривалось в ауле какое-либо кляузное дело, неизменным участником его оказывался воинственный, властно постукивающий костылем Хаджи.

Адыге обычно воздерживаются от злословия по адресу стариков. Если иногда и заходила речь о молодости Хаджи, аульчане отделывались добродушными намеками: «В свое время был бравым… достаточно понаездничал…», что означало — занимался конокрадством.

В своем доме Хаджи распоряжался полновластно. Три взрослых сына могли бы сами вести все хозяйство, но, как ни настаивали они, чтобы отец занимался только своим почетным судейством и молитвами, старик ни за что не хотел выпускать из рук управление домом, настойчиво вмешивался во все мелочи, восстанавливая этим против себя сыновей.

Нельзя сказать, что Хаджи был бесполезен для дома. Он общался с людьми, терся вокруг правления, а впоследствии и аулисполкома, играл не последнюю роль в выборных группировках. Поэтому во время раздела земли, лесных делянок и раскладки налогов Хаджи какими-то неведомыми путями добивался существенных выгод и облегчений для своего дома.