– В чем ты пойдешь на свадьбу? – спрашивает мама.
– В белом платье, – отвечаю я.
Маме мой ответ кажется очень остроумным. Она вообще ценит мой юмор. Сейчас она занята – пришивает кольца к новым занавескам, но я знаю, сегодня же в телефонном разговоре с ее подругой Лерой будет фигурировать мамин вопрос и мой ответ. И всем своим друзьям и знакомым мама будет повторять одно и то же: «Я у Ленки спрашиваю, в чем ты пойдешь на свадьбу, а она говорит: „В белом платье…“»
И все, кто ценит мой юмор, будут смеяться, и только Зинаида, которая тоже ценит мой юмор, но только когда ей объяснят, в чем он заключается, спросит:
– Ну и что?
– Как «что»? – вспылит мама. – По-твоему, это не смешно?
– На свадьбу всегда надевают белое платье…
– Невеста, – подсказывает мама. – Невеста надевает белое платье…
– Вот именно, – говорит Зинаида. – Так что же тут смешного?
– То, что она идет на свадьбу к подруге, а не на свою свадьбу!..
В трубке молчание.
– Зачем ей надевать белое платье? Все решат, что она невеста.
– Она не наденет. Она пошутила…
– А, пошутила! – И наконец Зинаида смеется. – Ты так сразу бы и сказала.
Удивляюсь маминому терпению. Впрочем, они дружат с детства. Я как-то спросила:
– А если бы ты встретила Зинаиду сейчас? Ну где-нибудь на курорте, допустим… Ты бы с ней подружилась?
Мама задумалась на минуту и сказала:
– Вряд ли… Но Зинаида тут ни при чем. Просто поздно уже заводить новых друзей, понимаешь?
И мама опять задумалась. Я знаю, о ком она думает. Обо мне. О том, что в мои девятнадцать у нее уже были ее Зинаида, и Лера, и ее тихая Варя, и, главное, был ее Лешка, с которым она впервые поцеловалась, когда ей было пятнадцать лет…
Мама думает обо мне, потому что я еще ни с кем не целовалась и подруг у меня всего две, да и то подруги ли это по строгому счету?
С Ниной мы учились в одном классе. Она тоже ценила мой юмор, ее даже выгоняли за это с урока – «Ермакова, смеяться будете за дверью». Теперь мы видимся редко: Нина – в медицинском, а я – в художественном. Она будет лечить людей, а я оформлять книги, рисовать плакаты. Мои плакаты тоже кажутся ей очень остроумными.
– Экстазно, – говорит она, разглядывая плакат «Лес – твой друг» или «Муха – твой враг». – Честное слово, экстазно…
Это у них на факультете высшая похвала. Потом она рассказывает о своих новостях, о том, что ей нравится анатомия, и о том, как некоторые боятся занятий в прозекторской. А я рассказываю о своих, о том, что скоро будет выставка курсовых работ и у меня отобрали три вещи – два плаката и рисунок. И о том, как один парень с моего курса переделал Козьму Пруткова. «Вы любите пастель? – спросили раз ханжу. – Люблю, – он отвечал, – когда я в ней лежу»… Нина сразу начинает давиться от смеха и прыскать чаем, а я говорю: «Ермакова, смеяться будете за дверью».
И вдруг Нина звонит и приглашает меня на свадьбу. Я думала, она шутит. Она сказала, что ей никто не верит и что даже она сама еще не вполне поверила, но кольца они уже купили и белое платье уже заказано, его зовут Гера, рост метр восемьдесят два, черненький… Почему не говорила? А ты не спрашивала!.. Шютка! Я никому не говорила, так интересней… Свадьба в ресторане. У него очень много родственников…
– В чем ты пойдешь на свадьбу? – спрашивает мама.
– В белом платье, – отвечаю я. Шютка, как говорит Нина. Я надену что-нибудь темненькое. Темненькое-скромненькое.
Я еще никогда не была на свадьбе. Это первая моя свадьба. Верней, не моя, а Нинкина. Все-таки интересно. Живет человек один, и ничего. А потом вдруг встречает кого-то и выходит замуж. Или женится. Мы с Ниной об этом никогда не говорили. Это Юлька любит такие разговоры. Про любовь и всякое такое. Юлька тоже моя подруга. Наши матери дружат со студенческих лет. Юля – дочь тихой Вари. Мама зовет ее Варькой, а я – тетей Варей, потому что знаю ее с детства. И Юльку я знаю с детства. Наши матери очень хотели, чтобы мы подружились. И чем больше они старались, тем хуже все получалось. Однажды Юлька меня даже укусила – ей было тогда четыре года. И мне тоже. Я рыдала, мама говорила, что сделает мне прививку от бешенства, а тетя Варя обиделась. Они чуть не поссорились. И всякий раз, когда они хотели подружить нас, они ссорились. А подружились мы сами по себе. Это случилось тем летом, когда Юлька приехала поступать в институт и недобрала полбалла. То есть балл у нее был полупроходной. Юлька поступала на филфак, на английское отделение, и срезалась на английском.
Экзаменатор сказал, что у нее произношение почти оксфордское, потому что она окает. И поставил Юльке четверку. И эта четверка решила все…
Вот тогда мы и подружились. Юлька пришла к нам, принесла бутылку вина и свечку. Мы погасили в кухне свет, зажгли свечку, и Юлька сказала свой тост:
– За пешеходов!
В первый раз Юлька произнесла этот тост в тот грустный вечер. И теперь, встречаясь, мы всегда зажигаем свечку и пьем за пешеходов. Это наш тост. Наш пароль. Тогда, в тот вечер, Юлька сказала, что мир делится на пассажиров и пешеходов. Пассажиры – это те, которых везут и которым везет. А пешеход надеется только на себя самого. Пусть его сечет дождь, слепит пурга, ветер сшибает с ног – он шагает своей дорогой, не сворачивая, и верит в свою звезду…
![Камешки на ладони [журнал «Наш современник», 1990, № 6]](/storage/book-covers/a8/a894e9dfa835c638eeb9ba7e592b34226a6720c4.jpg)