Дорога через безмолвие - [64]

— Правильно ли будет сказать, что вы потеряли надежду на возвращение господина Берка?

— Надежду потерял только Райт. Я считал, что вероятнее всего, рейдовая группа направилась в Квинсленд, хотя полной уверенности не было. Еще на Дарлинге я имел разговор с господином Берком по поводу одежды, и у меня сложилось впечатление, что господина Берка могут ждать у залива Карпентария. Я слышал раньше, как профессор Нимейер сказал: «Ну, Берк, надеюсь встретить вас на судне». А перед уходом с Дарлинга я укладывал одежду господина Берка, которой, кстати сказать, было очень мало, потому как в этом вопросе он был человек непредусмотрительный — только завидит туземца, тут же бросит ему рубашку или еще что-нибудь; мне даже пришлось отдать ему две свои фланелевые рубашки. Так вот, в тот раз он и сказал мне: «Меня это ничуть не беспокоит, Макдоно; если доберусь до залива, то на борт я вполне могу взойти и в одной рубашке».

— Что заставило вас склониться к мысли о том, что у господина Райта не осталось никаких надежд?

— Он много раз заявлял, что г-н Берк пропал: «Ни в каком он не в Квинсленде, кинулся как безумец в пустыню, рассчитывая отыскать воду, и потерялся». У него не было ни капли надежды, причем говорил он с такой уверенностью, что я даже решил поспорить — предложил пари на то, что господин Берк объявится в Квинсленде или еще где-нибудь.

— Известны ли вам слова господина Уиллса о том, что провизии вам было оставлено на двенадцать месяцев?

— Наверное, он имел в виду, что мы должны съесть лошадей и верблюдов; иначе он не мог так сказать.

— Доставляли ли вам беспокойство туземцы на Куперс-Крике?

— Нет, мы ладили с ними. Когда они первый раз появились возле лагеря, наш сипай ужасно напугался, он весь дрожал от страха, и господин Берк послал меня узнать, в чем дело. Я пошел, прихватив револьвер и ружье. Их было человек пятьдесят, они норовили пощупать меня. Но я был спокоен, и все кончилось миром.

— Не казалось ли вам, что находившийся в лагере отряд со временем становился слабее и терял способность к самозащите?

— Лично я всегда мог защитить себя, пока доктор Беклер не уложил меня в постель.

— Известно ли вам что-либо о семье господина Берка в Ирландии?

— Да. Он очень доверял мне и много рассказывал о себе. Мы были большими друзьями.

— В каком состоянии находился отряд господина Райта, когда вы встретились с его людьми?

— Они были в плачевном состоянии, все было в ужасном беспорядке.

— Намеревался ли господин Райт отправить одежду или провизию в лагерь на Куперс-Крике?

— Нет. По правде сказать, он с нами почти не разговаривал. Когда он поехал с Браге в оставленный лагерь, у меня было впечатление, что ему просто хотелось взглянуть на крик, а вовсе не помочь господину Берку. Да, именно так — он просто хотел увидеть Куперс-Крик собственными глазами. А вот господин Браге действительно беспокоился о господине Берке, потому и вернулся обратно. Я в этом совершенно уверен.

— Что еще вы хотели бы сообщить?

— Я хотел бы сказать несколько слов о докторе Беклере, о том, как он лечил меня с Пэттоном. Когда я попал к нему, я был вполне в форме, мог работать… Но доктор Беклер потребовал, чтобы я лежал, пока не заживет колено… Я считал, что никакого прока от этого не будет; так оно и получилось — вся мускулатура в ногах ослабла и я не мог даже присесть. А Пэттону он ничего не давал, кроме жидкой каши. Между тем у доктора Беклера имелся запас мясных консервов, но Пэттону он их не давал».

Последние фразы Макдоно выпалил с особенной горячностью. На этом его оставили в покое, поскольку «стало ясно, что они с Браге держатся единым фронтом. У них было достаточно времени, чтобы заранее согласовать свои показания. Впрочем, это вовсе не означало, что оба они лгут. Все выглядело бы значительно проще, если бы Берк перед уходом из лагеря оставил Браге письменные распоряжения. Правда, Браге не был исключением — за все время экспедиции ни один человек не получил от Берка письменных указаний. Остались лишь его последние записи, исполненные горечи и отчаяния.

Путешественники по возвращении с залива твердо рассчитывали застать Браге на посту в лагере. Та же мысль не раз повторяется и в дневниках Уиллса. Но попробуем представить себе их реакцию, напиши Браге в оставленной в тайнике записке, что один из его людей при смерти, а сам он и двое других мучаются от цинги; возможно, участникам рейда не было бы так горько. Быть может, они посочувствовали бы Браге, узнав о задержке Райта в Менинди… Прояснить ситуацию мог только Кинг. Пока же комиссия занялась следующим свидетелем, г-ном Эдвардом Уэкером, почтмейстером из Мевинди.

От него ждали рассказа о поведении Райта во время долгого сидения на Дарлинге.

«— Говорил ли вам Райт, что ожидает депешу с подтверждением своего назначения?

— Да, говорил; он удивлялся, что подтверждение никак не приходит. Он говорил это не только мне, но и всем приходившим в Менинди, поскольку поведение-господина Райта вызывало недоумение: никто не понимал, почему он застрял на Дарлинге.

— Это бросалось в глаза всем?

— Именно так. Все считали глупостью со стороны? Райта сидеть без дела и ждать, пока пройдет сезон. Но Райт всякий раз объяснял, что ждет, пока его назначение будет одобрено Комитетом в Мельбурне… Он считал, что без этого ему не выплатят жалованье, тем более что Комитет в то время не пользовался доверием, отказываясь оплачивать мелкие чеки.