Дорога через безмолвие - [62]

— Неужели нельзя было найти какого-нибудь способа ловить рыбу?

— Может быть, но я ничего не смыслю в этом.

— Водилась ли в округе какая-нибудь дичь?

— Да, поначалу я стрелял много уток, но мы весьма быстро потеряли к ним интерес; мы вполне обходились малым количеством пищи, и даже сипай, первые несколько недель с удовольствием ходивший на охоту, потом наотрез отказался от этой затеи.

— Пробовали ли вы есть нарду?

— Нет, я не имел об этом понятия.

— Разве у вас не было с собой семян, которые вы должны были, согласно инструкции, сажать в разных местах?

— Да, мы взяли из Мельбурна немалый запас.

— Пытались ли вы посадить их на Куперс-Крике?

— Все осталось на Дарлинге.

— Записка, которую вы оставили в тайнике, предназначалась господину Берку?

— Нет, если бы я рассчитывал на возвращение господина Берка, я оставил бы письмо с подробным объяснением причин своего ухода и адресовал бы его господину Берку. Записка предназначалась на случай прихода отряда из Менинди. Я понимал, что могу с ними разминуться.

— Значит, вы писали записку, совершенно не рассчитывая, что она попадет в руки господина Берка?

— Именно так.

— Оставили ли вы в лагере какие-нибудь вещи?

— Я оставил саперную лопатку, как мне кажется, возле дерева и нашел ее в том же месте, когда вернулся туда с Райтом. Сколько помнится, я сам приставил ее к дереву, уходя из лагеря».

На этом слушание прервали до завтра. Следующее заседание вновь началось с вопросов об оставленной записке. Почему Браге написал, что болен лишь Пэттон и все животные в хорошем состоянии, тогда как на самом деле все люди страдали от цинги, а у двух верблюдов была парша? Может ли он утверждать что записка точно отражала реальное положение дел?

«Браге: Отражала в общем смысле… Мне не приходило в голову, что описание деталей может иметь какие-либо последствия.

— Признаете ли вы, что в оставленной вами записке не содержалось точное описание состояния дел в партии?

— Признаю. Об этом свидетельствует и заявление врача. Вскоре после нашего прибытия в лагерь Райта Макдоно слег и несколько недель не мог подняться. Пэттону тоже было плохо. Я сам еле держался на ногах, когда возвращался с Райтом на Куперс-Крик: ужасно болели ноги и десны. Десны начали болеть за три-четыре недели до ухода с Куперс-Крика, но я не понимал, в чем дело, и потому не стал упоминать об этом в записке.

— Правда ли, что все ваши шесть верблюдов и двенадцать лошадей пребывали в хорошем виде?

— Нет, двое верблюдов были больны, но сипай говорил, что они одолеют обратный путь, поэтому я решил не упоминать о них отдельно.

— Мы хотели бы обратить ваше внимание на следующее обстоятельство: сведения, содержащиеся в оставленной в лагере записке, существенно отличаются от представленных в отчете. (В отчете Комитету Браге сообщал, что все люди в базовом лагере были больны.)

— Я прибыл в Мельбурн в воскресенье утром; последний отрезок пути от Менинди я одолел очень быстро. Экспедиционный комитет Королевского общества потребовал срочно написать отчет. Я поспешил домой и представил отчет, насколько помнится, в тот же день пополудни. Писал я его на скорую руку, очень усталый, будучи в сильном возбуждении.

— В вашем дневнике есть запись, датированная пятнадцатым апреля: «Пэттон стало хуже, а у меня и Макдоно появляются признаки той же болезни». Правильно?

— Да, у меня имеется такая запись. Еще раньше я отмечал: «У нас сильные боли, и мы не понимаем, с чем они связаны».

— Но ведь это явно не соответствует содержанию оставленной в тайнике записки. Там вы уверяли, что оба ваших спутника и вы сами чувствуете себя вполне хорошо.

— Да. Мне не хотелось усугублять тревогу тех, кто придет за нами в лагерь. Напиши я, что мы все больны, они вполне могли решить, что мы не дойдем до Дарлинга.

— Сознаете ли вы, в какое положение поставили господина Берка? Знай он, что вы все больны и далеко уйти не можете, он вероятней всего последовал бы за вами. Однако, прочтя вашу записку, он счел это невозможным.

— Я был совершенно уверен, что господин Берк не вернется.

— В письме к доктору Уиллсу его сын, которого уже, к сожалению, нет в живых, пишет, что ваша группа располагала «запасом провизии, рассчитанным на двенадцать месяцев при надлежащей экономии»; соответствует ли это действительности?

— Конечно нет, если только не считать, что мы должны были забить лошадей и верблюдов. Но подобных указаний я не получал.

— В том же письме Уиллса говорится: «Оставленная группа получила четкие приказания не покидать лагерь до нашего возвращения без крайней на то необходимости».

— Таких распоряжений мне никто не давал. Сам господин Уиллс прекрасно помнил об этом. Уходя из лагеря, он просил меня постараться пробыть в лагере четыре месяца, а затем действовать по обстоятельствам.

— Вам самому не приходило в голову, что покинуть базовый лагерь можно только в случае крайней необходимости?

— Конечно, нет… Господин Берк дал мне срок в три месяца; он сказал, что по истечении этого времени ждать его не следует. Я считал, что он не вернется на Куперс-Крик, и у меня были на то все основания. Если бы я задержался, нам пришлось бы израсходовать оставшуюся провизию.