Дорога через безмолвие - [53]

Хоуит немедленно разбил лагерь на берегу крика, и Кинга перенесли в палатку. Ухаживавший за ним д-р Уилер позднее утверждал, что, не найди они Кинга, он не протянул бы и нескольких дней. Оголодавший Кинг, плача, просил есть, но д-р Уилер держал его на легкой диете — рис, сахар и масло. Уже на следующее утро Кингу стало лучше, постепенно он рассказывал все новые и новые подробности о случившемся. Хоуит, сидя рядом, мелким почерком записывал услышанное, втайне опасаясь, что больной умрет, не дорассказав все до конца. Слушая Кинга, Браге приходил в ужас. Благодаря прилежным записям Хоуита и дневникам Уиллса (их рыскали в его могиле дна дня спустя) стало возможным восстановить подробности последних недель жизни путешественников на Куперс-Крике.

Но словам Кинга, в начале июня во время отсутствия Уиллса у них начались нелады с аборигенами. Они по-прежнему вели себя дружелюбно, каждый день угощали рыбой, но в ответ ждали, что белые поделятся с ними своими «сокровищами». Берк соорудил шалаш, где хранил патроны и немногие оставшиеся вещи.

«Один из туземцев, — рассказывал Кинг, — забрался в шалаш, схватил кусок клеенки и пустился наутек. Берк, увидев это, побежал за ним, но, поняв, что не догонит, выстрелил в воздух из револьвера, и тогда испуганный туземец бросил клеенку. Меня в это время туземцы уговаривали пойти в стойбище отведать рыбы; я отказался, поскольку г-на Берка не было, и я опасался, что они утащат все наши вещи. Тогда один из них взял бумеранг и положил его мне на плечо. Я подумал, что они хотят запугать меня, поэтому вытащил из шалаша ружье; они убежали. Когда г-н Берк вернулся, я рассказал ему все.

Поздно вечером туземцы снова явились с рыбой и стали кричать «Белые!» Г-н Берк вышел к ним с револьвером. Возле шалаша столпилось все племя, мужчины были разукрашены, а двое держали маленькие корзинки с рыбой. Г-н Берк двинулся им навстречу, они попытались окружить его, но он ударом выбил у них из рук корзинки и велел мне стрелять. Я выстрелил, и они разбежались. Мы собрали валявшуюся на земле рыбу, она оказалась уже изжаренной. Г-н Берк решил не выказывать дружелюбие, опасаясь, что иначе мы от них не избавимся».

Удивительная реакция — ведь потерявшиеся путешественники не могли прожить без помощи аборигенов. У Уиллса на этот счет не было никаких сомнений, о чем он недвусмысленно заявил Берку по возвращении. И не только заявил, но и пошел на стоянку мириться. Кинг рассказывает, что аборигены держались «очень приветливо и дружелюбно. Они оставили Уиллса на два дня, а затем жестами дали понять, чтобы он уходил. Он вернулся, поведал нам обо всем и на следующий день опять пошел в лагерь. Его накормили и снова стали прогонять. Он сделал вид, что не понимает. Тогда они показали ему жестами, что уходят вверх по крику, а нам следует двигаться вниз. Собрав свой скарб, они покинули стоянку, дав Уиллсу немного нарду для нас».

В начале июня, кажется, 5 числа (Кинг путал даты) шалаш сгорел со всеми запасами. Берк развел по соседству костер и жарил рыбу, как вдруг поднялся сильный ветер; искры посыпались на сухие ветки, и шалаш вспыхнул факелом. В мгновение ока нехитрое сооружение превратилось в пепел; удалось спасти лишь одно ружье и револьвер.

Теперь оставалась последняя отчаянная надежда — добраться до аборигенов и попроситься к ним в попутчики. Они упаковали одеяла и пожитки — получились тюки по 15 кило каждый, — и поплелись к лагерю аборигенов. Увы, он уже опустел. Вокруг расстилалось поле спелых нарду и путники решили насобирать семян. Они двигались как автоматы, механически перемещаясь с места на место.

«Раньше мы с Уиллсом, — рассказывал Кинг, — собирали за пару часов целый мешок этих семян, а Берк, пока нас не было, успевал растолочь их столько, что хватало на обед. Теперь силы покинули нас. Уиллс уже был не в состоянии ни собирать, ни толочь семена, а через несколько дней стал совсем беспомощным. Я один выходил в поле. Г-н Берк тоже ослаб и не мог толочь семена. Мне пришлось собирать и толочь за троих. Так продолжалось несколько дней, но долго я не выдержал. У меня болели и подгибались ноги. Настал день, когда и я не смог никуда идти. Пришлось съесть неприкосновенный запас провизии, рассчитанный на шесть суток». Шла третья неделя июня, начались грозовые дожди. Холодной ночью они дотащились до пустой хижины аборигенов и улеглись там, прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Они понимали, что положение безвыходное. Особенно худо было Уиллсу, нуждавшемуся в усиленном питании. Оставалась единственная надежда — найти аборигенов. Но сам Уиллс уже не мог двигаться и настойчиво просил оставить его в хижине. Уиллс убеждал товарищей, что сможет продержаться до их возвращения.

В конце концов Берк согласился. Уиллс лежал в хижине, а они с Кингом ползали по полю, собирали семена и дробили их, чтобы оставить Уиллсу небольшой запас нарду.

«Ночь и утро очень холодные: небо чистое, — писал Уиллс в дневнике 20 июня, — я катастрофически ослаб от холода и голода. Кинг ушел собирать семена. Г-н Берк дома размалывает зерна. Он жалуется на боль в ногах, почти не может ходить. Кинг держится лучше всех».