Дорога через безмолвие - [47]

У. Дж. Уиллс».

Затем, не в силах совладать с собой, делает горькую приписку:

«Покинув вопреки указаниям базовый лагерь, тыловой отряд поставил нас в безвыходное положение, я оставляю здесь часть дневников на случай непредвиденного исхода».

Уложив в ящик письмо и дневники, Уиллс забросал яму землей и аккуратно разровнял поверхность. Ему опять не пришло в голову добавить какую-нибудь зарубку на дереве в знак того, что кто-то возвращался сюда. Он просто повернулся и ушел.

Усталость навалилась на Уиллса с удвоенной силой теперь, когда к ней добавились досада и разочарование. Провизии не было совсем. 2 июня он дотащился до стоянки аборигенов, где его недавно так привечали, но место обезлюдело. Мучительно хотелось есть, и с отчаяния он вгрызся в валявшуюся на земле рыбью кость. У следующей заводи ему неожиданно повезло: «Судьба ниспослала мне удачу — я поймал крупную рыбу весом полтора фунта; она хотела проглотить другую рыбу, но та застряла у нее в глотке. Я разжег костер и съел обе рыбины». Улегшись затем в кустарнике, он заснул.

На следующий день его заметил с другого берега абориген по прозвищу Шустрый. Он привел Уиллса на стоянку, где женщины как раз жарили на углях утренний улов. Двое аборигенов вырезали для гостя филейные куски. Затем ему дали лепешек из нарду. Наевшись до отвала, Уиллс до вечера отдыхал, а с наступлением темноты двинулся к лагерю, чтобы сообщить Берку и Кингу грустную весть.

Картина вырисовывалась с предельной ясностью: уходить от крика нельзя. Единственная их надежда — оставаться на месте и с помощью аборигенов продержаться до тех пор, пока не прибудет спасательная партия.

Глава 11 СПАСАТЕЛЬНЫЕ ОПЕРАЦИИ

Тем временем в Мельбурне росло беспокойство за судьбу экспедиции. Еще в мартовском номере газеты «Аргус» появилось письмо читателя, вопрошавшего: «Что стало с экспедицией? Не считает ли Комитет, что пора бить тревогу? Берк уже должен был пересечь континент; если он не вернулся, значит, партия потерялась, куда подевался Райт? Чем он занимается?»

Вскоре множество аналогичных писем и редакционных статей появилось во всех мельбурнских изданиях. Авторы напоминали, что со времени получения от Берка последнего письма из Торовото (в октябре прошлого года) прошло пять месяцев, и за этот срок от него не было никаких сведений; вспоминали судьбу Лейхгардта, исчезнувшего в том же районе в 1848 году; к озабоченности примешивалась досада от того, что Стюарт из колонии Южная Австралия вернулся из своей экспедиции живым и здоровым. Ему, правда, не удалось добраться до залива Карпентария, поэтому в январе 1861 года он вновь отправился в путь. Если срочно не предпринять мер помощи Берку, победа в великой трансконтинентальной гонке достанется Стюарту; эта мысль весьма тревожила патриотов Виктории.

Отец Уиллса, доктор Уильям Уиллс, тревожась о сыне, забрасывал Комитет письмами. За Уиллсом-старшим закрепилась репутация человека бесцеремонного и назойливого; но это не лишало его законного права гордиться сыном и волноваться за его судьбу. Будучи по натуре человеком активным, он развил необычайно бурную деятельность при отходе экспедиции — докучал вопросами Берку, хватал за фалды членов Комитета, совал нос в каждую мелочь. Подобный персонаж, несомненно, украсил бы диккенсовскую галерею портретов — самодовольный, суетливый, что называется в каждой бочке затычка. Думается, неизменную уверенность в своей правоте молодой Уиллс унаследовал от отца, который был наделен этим качеством в полной мере; и там, где уверенность имела под собой хоть малейшую почву, доктор Уиллс не сворачивал с пути. Когда экспедиция закончилась, он написал книгу, в которой прозрачными намеками, а порой и откровенными выпадами опорочил репутацию почти всех ее участников. Он кипел жаждой мщений, и в этом буйном кипении было что-то женское.

Так, о Райте доктор Уиллс пишет: «Более безграмотного субъекта не сыскать во всем буше. Он с трудом расписывается». Ленделс, по его мнению, подал в отставку из страха перед походом в неведомые земли (в другом случае он приписал Ленделсу желание заменить Берка на посту руководителя). Д-р Беклер, утверждает он, «не обладал ни мужеством, ни энергией, ни врачебным опытом». О Браге заявляет: «Груз ответственности оказался ему не по плечу; этот пост был не для него, поэтому он отступил там, где сильный духом наверняка бы устоял. Но самое худшее в нем — непоследовательность и жалкая изворотливость…» Уиллс даже намекает на то, что Браге, получив от Берка письменное распоряжение оставаться в лагере до новых указаний, намеренно сжег затем этот документ.

Людвиг Беккер был «физически слаб и далеко не молод, к тому же его мельбурнский образ жизни никак не способствовал сохранению сил. Я не имею в виду, — продолжает д-р Уиллс, — что он предавался пагубным порокам. Обладая счастливым даром, он делал карандашные наброски, имеющие близкое сходство с оригиналом; он умер, не дойдя до границ цивилизации, по причинам, не связанным с лишениями и усталостью». Секретарь Комитета, д-р Макадам, удостаивается следующей характеристики: «Смею надеяться, судьба никогда больше не сведет меня с ним ни по какому делу. Этот человек настолько убежден в своих талантах, что, подозреваю, не отказался бы взять в руки бразды правления колонии, буде на то соизволение верховной власти».