Дорога через безмолвие - [35]

К концу первой недели марта, одолев сотню миль, они ощутили слабое дуновение сухого воздуха пустыни. Это приободрило путников, только Грей оставался безучастным. «Г-н Берк, — пишет Уиллс, — почти оправился от недомогания, но Чарли по-прежнему нездоровится, он не в силах что-либо делать. Прошлой ночью он простудился, не потрудившись потеплее укрыться».

Жалобы Грея не вызывали сочувствия, спутники подозревали, что он «морочит голову», дабы увильнуть от походной работы. Берк считал, что Грей не заслуживает каких-то поблажек: в конце концов всем приходилось нелегко. Перед каждой едой руководитель раскладывал пищу по четырем пронумерованным тарелкам и накрывал их полотенцем. Остальным надлежало стоять, повернувшись спиной, и называть номер, после чего каждый получал соответствующую тарелку. Теперь, когда перспектива голода стала реальностью, вся их жизнь сосредоточилась вокруг еды. Вот почему происшедший 25 марта эпизод поверг всех в состояние шока.

«После завтрака я поднялся на невысокий холм, — пишет Уиллс, — и, возвращаясь оттуда, увидел спрятавшегося за деревом Грея. Он ел то ли мучную похлебку, то ли овсяную кашу. На мой вопрос Грей ответил, что страдает от дизентерии, поэтому взял муку без спроса. Я велел ему пойти к г-ну Берку и самому все рассказать. Грей попросил Кинга сообщить г-ну Берку о случившемся, после чего получил хорошую взбучку. Никто толком не знает, сколько времени он обкрадывал нас. Многие продукты кончились значительно раньше, чем мы рассчитывали».

По версии Кинга, «хорошая взбучка» состояла в том, что Грея «шесть-семь раз шлепнули по уху»; вместе с тем Кинг подчеркивает, что никогда раньше не видел, чтобы Берк тронул кого-нибудь пальцем. Не следует, однако, забывать, что Кинг боготворил Берка и наверняка пытался представить его в наилучшем свете; для Уиллса, человека дисциплинированного и серьезного, Грей вполне заслуживал «хорошей взбучки», далее в своих дневниках он называет его уже не Чарли, а только Грей. Как бы то ни было, Берк пришел в дикое бешенство (которое легко понять в данных обстоятельствах), и Грей, отвечавший за провизию, был отстранен от этой обязанности.

К 25 марта, на сороковой день с момента выхода из лагеря 119 возле залива, они одолели лишь полпути. Правда, уже остались позади кряжи хребта Селуин и дальше дорога по пустыне обещала быть намного легче. Дождь лил не переставая, но они упрямо шагали полный световой день до темноты. В дневнике Уиллса чередуются красноречивые названия лагерных стоянок: «Фиговое дерево», «Одинокая пещера», «Колючка», «Болото», «Комариное место», «Трехчасовым привал», «Дикая собака», «Солончак» и т. д. Примечательно встречающееся несколько раз название «Пиршество». Мы не знаем точно, где и при каких обстоятельствах они забивали животных, но «Пиршество», несомненно, означало место, где изголодавшиеся путники наедались досыта я заготавливали мясо впрок — сколько в силах были нести. Запись от 30 марта: «Привал [Буча — один из верблюдов]. Целый день занимались разделкой, приготовлением и поеданием Бучи. Испытывали полное блаженство; до захода солнца успели провялить солидную порцию мяса».

Одиннадцать дней спустя, 10 апреля: «Провели целый день в лагере. Разделывали и вялили мясо Билли; бедный конь до того отощал и обессилел, что ему вряд ли бы удалось пересечь пустыню. У нас самих кончалась провизия, и мы решили, что настало время забить Билли. Мясо оказалось нежным на вкус, но при разделке мы не увидели ни малейших следов жира».

Теперь из шести верблюдов у них осталось два. Казалось бы, четверым людям такого количества лошадиного и верблюжьего мяса должно было хватить надолго, но они настолько ослабли, что могли нести лишь очень легкий груз. Приходилось бросать все, кроме жизненно необходимого. 20 марта путешественники оставили 27 кг снаряжения; на всякий случай его подвесили на дереве, чтобы можно было найти впоследствии; на двух оставшихся верблюдах ехали по очереди. Ураганные дожди вперемежку с песчаными бурями сильно затрудняли движение. Однажды пришлось «пятнадцать минут ждать Грея, а потом вернуться за ним; он жаловался и ныл, утверждая, что не может идти».

10 апреля они снова оказались на кромке Каменной пустыни Стерта. Записи Уиллса становятся совсем скупыми, он упоминает лишь места, где им удавалось найти воду — весна была уже в разгаре, и за несколько дней они сумели одолеть пустыню. 15 апреля, спустя два месяца после ухода с побережья залива Карпентария рейдовая четверка все еще не добралась до Куперс-Крика. Она медленно брела под проливным дождем, делая вынужденные остановки. Верблюд Ланда отказывался идти. Грей настолько ослаб, что не мог держаться в седле, и его приходилось привязывать.

Как выяснилось чуть позже, он «ныл» не напрасно, 17 апреля в дневнике Уиллса появляется лаконичная запись: «Сегодня утром на заре умер Грей. Он не произнес ни одного внятного слова за время приступа, который начался у него в момент, когда мы собрались в путь». Позднее Кинг скажет, что Грея нашли мертвым, когда пытались его разбудить. Хоронили Грея в том, в чем он спал, — фланелевых брюках, рубашке с короткими рукавами и широкополой шляпе. Оставшиеся в живых так обессилели, что рытье могилы глубиной в метр отняло у них целый день. Когда все было кончено, они решили оставить на месте поклажу. Уиллс лишился последних приборов: часть из них поломалась, часть была брошена по пути; лишь полевые дневники — единственный письменный документ всей экспедиции — он бережно хранил до последнего. Над могилой Чарли повесили, на дерево ружье и несколько седел, рассчитывая позже вернуться за ними. До базового лагеря на Куперс-Крике оставалось еще 70 миль.