Дорога через безмолвие - [33]

Такие вечера на Куперс-Крике, когда он ощущает блаженное отдохновение — награда путешественнику за дневную духоту. А утром опять начинается рутина, особенно смертельно тоскливая, если она связана с ожиданием. Можно лишь вообразить, что должны были испытывать люди Браге: день за днем одно и то же, никаких перемен, никакой весточки из внешнего мира. В подобных условиях парализуется воля, теряется способность к здравой оценке реальности, одолевают тяжкие думы и сомнения, человек погружается в полудремотное состояние.

Смело можно считать, что их участь была менее завидной, чем у рейдовой группы, отправившейся к заливу; несмотря на все тяготы, четверка Берка имела стимул — продвижение к цели и перспективу увидеть долгожданное море. А в лагере на Куперс-Крике нескончаемо тянулось время, спутники Браге перестали ловить рыбу и стрелять уток — какой в том прок, когда в запасе провиант? Свежая пища была для них жизненной необходимостью, но полусонное сознание и душевный паралич давали себя знать — с каждым днем совершать малейшее действие становилось все труднее. Позднее, отвечая на вопрос, вел ли он дневник, Браге отвечал: «Нет, не вел. А зачем? Ничего же не происходило».

Так они и сидели у склада, слабо отмахиваясь от мириад насекомых, летевших и сползавшихся на свет костра; противные пятнадцатисантиметровые многоножки, скорпионы, мотыльки, жуки с гигантскими прозрачными крыльями, разнообразные муравьи — вся эта бурлящая, таинственная жизнь нового края не интересовала обитателей лагеря; для них эти мерзкие букашки вместе с мухами, комарами и крысами были адской мукой, отравлявшей их и без того непростое существование в пустыне. Как говорил Берк, «Куперс-Крик в летний период — не дачное место». Итак, они сидели и ждали, поскольку, кроме этого, других занятий не существовало.

Март сменил февраль; Берк не появлялся, но Браге пока не беспокоился — назначенный руководителем срок истекал лишь к середине месяца. Зато исчезновение Райта представлялось совершенно загадочным. Ведь он был отправлен в конце октября из Торовото с твердым наказом как можно скорее подтянуть к Куперс-Крику отставший караван с основным запасом провизии. Прошло, однако, больше четырех месяцев — срок, вполне достаточный, чтобы проделать этот путь не один, а несколько раз — но от Райта никаких вестей. Что могло случиться в Менинди? Почему его нет?

Несколько месяцев температура устойчиво держалась на отметке 40 °C в тени, но 24 марта она вдруг резко упала. Начались грозы, засверкали молнии, подул сильный ветер, ночи стали очень холодными. Появившиеся в окрестностях аборигены утащили вьючное седло; позже Пэттон нашел его разорванным в клочья в миле от лагеря, но подвешенные на деревьях мешки с провизией остались нетронутыми. Белые опять не вое. пользовались случаем обменять часть муки на свежую пищу. Между тем у них не было даже сушеных овощей и фруктов; в начале апреля Пэттон начал жаловаться на боль в деснах и плохое самочувствие. В группе он был за кузнеца, и боясь, как бы болезнь не помешала ему, принялся спешно перековывать лошадей. 4 апреля, закончив работу, Пэттон потерял сознание; его уложили в одной из палаток. У него опухли руки и ноги, боль во, рту не позволяла есть. Вскоре Браге и Макдоно тоже стали замечать у себя те же симптомы. Причины недуга они не знали — никто не предупредил их об опасности цинги; один Дост Магомет не жаловался на здоровье.

Минуло почти четыре месяца с тех пор, как группа Берка покинула лагерь, — на месяц больше, чем предполагалось. Браге каждый день поднимался верхом на холмы вокруг крика, и оттуда с вершины пристально вглядывался в горизонт, ожидая появления либо Райта; с юго-востока, либо Берка — с севера. Пустыня безмолвствовала, не балуя даже миражами. Браге (в сотый раз) терялся в мучительных сомнениях — что делать дальше? Продолжать ждать до бесконечности, несмотря на отсутствие вестей откуда-либо, навеки остаться в вакууме? В ушах у него отчетливо звучали последние слова Берка: «Если я не вернусь через три месяца, считайте меня погибшим».

Нет, Берк не собирался сесть на подвернувшееся судно в заливе Карпентария или двигаться через заселенные районы Квинсленда; он обещал непременно вернуться на Куперс-Крик. Да, но разве нельзя допустить, что их, обессилевших, подобрало судно на берегу или что им пришлось направиться к Квинсленду. Тогда почему же нет никаких вестей? Куда делась колонна, вышедшая из Менинди? А вдруг все просто-напросто забыли о маленьком отряде на Куперс-Крике? Быть может, остальные члены экспедиции, целые и невредимые ждут их возвращения, считая, что условленные три месяца уже прошли? И сколько еще он вправе ждать, когда Пэттон прикован к постели и тает на глазах, а его самого и Макдоно неотвратимо подтачивает болезнь? Ноги опухли, сесть на лошадь стало нелегкой задачей… А что если Берк погибает от голода в центре материка — разве не должен он, Браге, немедля идти обратно к отряду за подмогой? Ведь, кроме них, никто толком не знал планов Берка, они оставались единственной ниточкой, связывавшей его с внешним миром… В то же время Берк приказал им сидеть на Куперс-Крике до тех пор, пока не кончится провизия, а провизии хватало. Им до смерти надоела однообразная еда, но ее оставалось еще достаточно. Становилось холоднее, уже падали первые капли дождя. Браге нервничал, надо на что-то решаться — уходить или ждать, скажем, хотя бы до мая?