Дорога через безмолвие - [31]

Когда до моря оставалось около 30 миль, Берк решил снова разделить группу. Оставшиеся верблюды вязли на каждом шагу и тащить их дальше стало невозможно. На берегу Байно разбили лагерь 119. где остались Кинг и Грей, а Берк и Уиллс, взяв с собой коня Билли, отправились дальше. Утром в воскресенье 10 февраля они покинули лагерь с трехдневным запасом провизии. На Билли помимо седла был навьючен только десятикилограммовый мешок с провиантом, но этого оказалось слишком много — уже в 300 метрах от лагеря конь увяз в липкой грязи «настолько прочно, — пишет Уиллс, — что не мог шевельнуться; вызволить его никак не удавалось, поэтому пришлось подрыть землю со стороны реки и столкнуть его в воду».

Еще через пять миль Билли опять увяз и снова им пришлось его вызволять из мягкой глины, куда ноги уходили по щиколотку, а иногда и по колено. Неожиданно они наткнулись на плотно утоптанную тропу, которая привела их в лес, где виднелись следы недавнего пребывания аборигенов: они выкапывали ямс вокруг костров. Ямса, пишет Уиллс, было «так много, что туземцы побросали добрую часть, отобрав самые лучшие: корни, но мы были не столь привередливы и доели остатки, найдя их очень вкусными».

Пройдя еще с полмили, они увидели лежащего у костра аборигена; возле него сидела лубра (жена) с ребенком. «Мы остановились, — пишет Уиллс, — на приличном расстоянии, чтобы не напугать их. Как раз в этот момент мужчина поднялся, и его взгляд упал на нас. Смешно было видеть, как он опешил, видимо решив, что это дурной сон». Неподалеку стояла ладно сложенная хижина, «достаточно просторная, чтобы вместить дюжину туземцев». Жилище стояло в живописном месте на краю леса; дальше начиналась заболоченная низина, где кормились сотни диких гусей, ржанок и пеликанов. Путники пересекли болото и вышли к протоке. «Здесь, — продолжает Уиллс, — мы увидели трех туземцев, которые, как это уже бывало не раз, без всякой просьбы с нашей стороны молча повели нас по течению. Это сильно помогло, потому что почва по большей части была очень рыхлой и топкой. Когда они нас оставили, мы пошли медленней и, одолев еще около трех миль, решили заночевать». Вода в протоке оказалась соленой — значит, ее пригнал морской прилив. Они были у цели!

На следующий день Берк и Уиллс совершили попытку добраться до моря, однако одолеть протоку оказалось невозможно — путь преграждали трясина и мангровые заросли; кроме того, из-за проливных дождей вода в протоке поднялась до опасного уровня, конь Билли «испекся» от жары, а запасы провизии таяли на глазах. Даже теперь, столько лет спустя, испытываешь горькую досаду от того, что Берку и Уиллсу так и не удалось взглянуть на тропическое море, омывающее залив Карпентария; это были бы заслуженной наградой путешественникам за все их лишения и невзгоды. А так с горечью приходилось в последний момент поворачивать назад. Очень откровенно об этом пишет Берк: «Как хотелось бы сказать, что мы дошли до моря, но взглянуть на открытый океан нам так и не удалось, хотя мы приложили к тому все усилия».

Но и совершенного было достаточно: они пересекли континент, завершив маршрут, начатый в далеком Мельбурне. На следующий день с восходом солнца они двинулись обратно к лагерю, где их встретили Кинг и Грей.

Теперь четверых первопроходцев снедала одна мысль — как добраться до склада на Куперс-Крике прежде, чем кончатся их запасы провизии.

Глава 7 ТЫЛОВОЙ ОТРЯД

Тем временем оставшиеся на Куперс-Крике закончили строительство базового лагеря. Проводив 16 декабря Берка, Браге вернулся к складу 65 и незамедлительно принялся со своими людьми за дело — рубить лес и возводить частокол вокруг стоянки. Аборигены несколько раз уже приближались к лагерю и подбирали валявшиеся мелочи. Они не выказывали агрессивности, а походили скорей на мальчишек, забравшихся в чужой сад, отмечал Браге. Тем не менее 26 декабря они утащили шесть Верблюжьих вьюков, выложенных на берегу реки для просушки. Случалось, аборигены забирались в лагерь ночью, и караульному приходилось держать ухо востро, особенно в новолуние. Однажды дежуривший Браге заметил целую группу аборигенов, кравшихся к лагерю под прикрытием берега, в то время как главный «наводчик» спрятался за стволом толстого дерева. Выждав, пока они окажутся метрах в двадцати, Браге заорал и выстрелил в воздух. Аборигены бесшумно растворились в темноте.

Незадолго до Нового года еще одна группа явилась в лагерь среди бела дни. Браге схватил одного из них за плечи, развернул и толкнул в спину с такой силой, что тот упал. К вечеру все племя собралось у лагеря, на сей раз уже с копьями и бумерангами, раскрасив лица и тела — верный знак объявления войны. Браге вышел для переговоров и под пристальными взглядами возбужденных «гостей» окружил лагерь чертой. Затем он объяснил жестами, что любой, кто пересечет границу будет застрелен. Один молодой мужчина, явно бравируя, переступил черту. Браге поднял ружье и выстрелил… в дерево. Напуганные аборигены бросились врассыпную и больше не возвращались, но, судя по дыму костров, устроились неподалеку.

Склад можно было считать в безопасности до тех пор, пока в отряде Браге не кончатся патроны. В этом факте трудно отыскать чью-то злую волю. Между коренными жителями и белыми поселенцами пролегла пропасть непонимания. Люди белой цивилизации, плохо подготовленные для выживания в экстремальных условиях центра материка, отпугивали аборигенов ружейным огнем вместо того, чтобы завоевать их доверие и воспользоваться их вековым опытом. А черные кочевники, претерпев столько гонений со стороны пришельцев, не видели разницы между путешественником и скваттером. Впрочем, справедливость требует признать, что вторые очень скоро следовали за первыми…