— Уверен, что у него были на то свои причины.
Баррингтон почувствовал некую неловкость оттого, что знал то, чего не знала она.
— Не обязательно. Просто я настолько связана с ним по работе, что очень трудно что-либо от меня утаить. — Она улыбнулась. — Знаешь, ты был гвоздем программы вечера.
Стоун резко повернулся.
— Разве они не всех так принимают?
Она покачала головой.
— Обычно заезжий адвокат на таком вечере, общался бы только с обоями на стенах.
— Как же получилось, что я оказался таким популярным?
— Ты — интересный мужчина, они читали о тебе в газетах, ты моложе многих в этой компании, и ты — личный гость хозяина, являющегося звездой первой величины.
— А что там насчет этой экранной пробы?
— Ты сам-то видел пробу?
— Да, это была сплошная пытка.
Она засмеялась.
— Я смотрела сцену в комнате с дюжиной секретарш, которых ввели в курс дела, и воздух был насыщен запахами похотливых женских тел.
— Прекрати! — застонал он.
— Я вижу, что ты по-настоящему смущен, — с удивлением сказала она.
— Все это — одно большое унижение.
— Прости, я привыкла к актерам, каждый из которых немедленно понял бы, что в нашем городе подобный тест означает прекрасное будущее.
— У меня нет будущего в этом городе.
— Оно у тебя будет, если захочешь.
— Это то, о чем мне говорил Фред Свимс, — печально ответил Баррингтон.
— Ну, Стоун, улыбнись! Это же не то, что тебя вымазали дегтем и перьями, и вытурили из города на телеге. У тебя — момент удачи. Радуйся этому! На твоем месте большинство мужчин прыгали бы от восторга!
Стоун рассмеялся.
— Думаю, что ты права, но это гораздо больше, чем я могу переварить.
Она приложила ладонь к его щеке.
— О, чем ты, детка? — спросила она, как будто разговаривала с маленьким ребенком.
— Ну, сначала довольно странный тест, а после эта вечеринка.
— Ну, и что, что вечеринка?
— Послушай! Я в городе едва ли больше суток, прошел кинопробу и получил роль в кино, за которую обещаны очень хорошие деньги. Потом этот агент — очевидно специалист высшего разряда — хочет представлять мои интересы, и потом… — Он остановился.
— Продолжай.
— Дальше начинается конфиденциальная сфера.
— Основная часть моей работы состоит в том, чтобы хранить секреты Вэнса; думаю, заодно могу хранить и твои.
— Что тебе известно о Дэвиде Стармаке?
Она пожала плечами.
— Он — важная птица в наших предприятиях, но, в основном, закулисная.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, ты никогда не увидишь, как Стармак обделывает свои дела, или участвует в кинобизнесе, но, зато ты услышишь разные истории…
— Какого рода истории?
— Ты смотрел фильм с участием Вэнса под названием «Разделение времени»?
— Да, довольно давно.
— Вэнс не должен был участвовать в этом фильме. Он заключил контракт с какой-то большой студией, и они не хотели его отпускать. История свидетельствует, что стоило Стармаку сделать всего один звонок, и десять минут спустя Вэнс мог сниматься в «Разделении времени». — За роль в фильме он получил первую Академическую награду, а фильм принес полмиллиарда долларов, обойдя, практически, все уголки мира. Из информированных источников известно, что без Вэнса это кино провалилось бы с треском. Теперь чувствуешь влияние, которое имеет Стармак, сделавший всего лишь один телефонный звонок?
— Как же он приобрел такую власть?
— У него связи с профсоюзами.
— С какими профсоюзами?
— Ремесленными. Теми, в которых членами состоят работники разных отраслей кинобизнеса. Он прежде заработал репутацию человека, разрешающего наиболее запутанные переговоры о контрактах — представлял, как минимум два профсоюза. Я не помню их названия. Это, действительно, все, что я знаю о нем, за исключением того, что они тесно связаны с Вэнсом. Я могу лучше, чем кто другой, рассказать о том, кто наиболее близок к Вэнсу, исходя из того, как он отвечает на телефонные звонки. Когда звонит Дэйв Стармак, он бросает все дела. Единственно, кто составляет ему в этом конкуренцию — Луи Ригенштейн. А в настоящее время — ты.
— Я?
— Ты сейчас в центре всеобщего внимания.
— Ты имеешь в виду, в данный момент?
— Никто навсегда не остается в центре внимания Вэнса, но, сию минуту, ты находишься там. — Она нахмурилась. — Почему?
— Хоть убей, не знаю, — ответил Стоун.
— О, да, как же. Я знаю, что это связано с Аррингтон, но не могу понять, как именно.
— Я несколько месяцев не разговаривал с Аррингтон.
Немного месяцев, но месяцев, подумал он.
— Не хочешь мне сказать, а?
Он пожал плечами.
— Бетти, я — адвокат; некоторые вещи должны оставаться…
Она коснулась его руки.
— Понимаю. Я тоже действую по тем же самым предписаниям. Когда работаешь на такого босса, как Вэнс, конфиденциальность — золото. Если Вэнс вдруг схватится за сердце и позеленеет, пол города всеми силами будет пытаться нанять меня еще до того, как приедут парамедики. Но если я, в свою очередь, поделюсь с тобой насчет Вэнса…
— Я понимаю, — сказал он.
— Тогда мы оба понимаем.
Она улыбнулась. У нее была чудесная улыбка.
— Не хочешь дать мне добрый совет? — спросил он.
— С удовольствием.
— Стоит мне согласиться на роль в этом фильме?
Она приложила руку к груди.
— Ей, богу! Если ты не согласишься, у Луи Ригенштейна будет инсульт. Имей в виду, его инсульты почти незаметны для глаза; стоит ему слегка приподнять бровь, и в нашем городе тебя никогда больше не пригласят к обеденному столу.
