Дон Жуан - [19]

Таких бульонов даже в дни Ахилла

С самим Гомером муза не варила!

124

Но мне пора вам рассказать, друзья,

Что вовсе не принцессы девы эти.

(Я не люблю таинственности, я

Не выношу манерности в поэте!)

Итак, одна красавица моя

Прислужница, как всякий мог заметить;

Вторая — госпожа. Отец ее

Живет уловом: каждому свое!

125

Он в юности был рыбаком отличным

И, в сущности, остался рыбаком,

Хотя иным уловом необычным

Он занимался на море танком.

Мы числим контрабанду неприличным

Занятием, а грабежи — грехом.

Но не понес за грех он наказанья,

А накопил большое состоянье.

126

Улавливал он в сети и людей,

Как Петр-апостол, — впрочем, скажем сразу,

Немало он ловил и кораблей,

Товарами груженных до отказу,

Присваивал он грузы без затей,

Не испытав раскаянья ни разу,

Людей же отбирал, сортировал

И на турецких рынках продавал.

127

Он был по крови грек, и дом красивый

Имел на диком острове Циклад.

И жил свободной жизнью и счастливой,

Поскольку был достаточно богат.

Не нам судить, читатель мой пытливый,

В каких он прегрешеньях виноват,

Но дом украсил он лепной работой,

Картинами, резьбой и позолотой.

128

Имел он дочь — красавицу. За ней

Приданого готовил он немало,

Но дочь его Гайдэ красой своей

Богатства блеск бесспорно затмевала.

Как деревцо, в сиянье вешних дней

Она светло и нежно расцветала

И нескольким искателям в ответ

Уже сказала ласковое «нет».

129

И вот, гуляя вечером однажды,

Жуана на песке она нашла,

Бессильного от голода и жажды.

Конечно, нагота его могла

Смутить девицу — это знает каждый,

Но жалость разом все превозмогла.

Нельзя ж, чтоб умер он, такой пригожий,

И главное — с такою белой кожей!..

130

Но просто взять его в отцовский дом,

Она считала, будет ненадежно:

Ведь в помещенье, занятом котом,

Больных мышей лечить неосторожно,

Старик владел практическим умом,

И voоg[14] бы подсказал ему, возможно,

Юнца гостеприимно подлечив,

Его продать, поскольку он красив.

131

И вот она, служанки вняв совету

(Служанкам девы любят доверять),

Жуана отнесла в пещеру эту

И там его решила посещать.

Их жалость возрастала; дива нету:

Ведь жалость — это божья благодать,

Она — сказал апостол Павел здраво

У райских врат на вход дает нам право!

132

Костер они в пещере развели,

Насобирав поспешно и любовно

Все, что на берег волны принесли,

Обломки весел, мачты, доски, бревна.

Во множестве здесь гибли корабли,

И рухляди трухлявой, безусловно,

По милости господней, так сказать,

Хватило бы костров на двадцать пять.

133

Ему мехами ложе застелили;

Гайдэ не пожалела ничего,

Чтоб все возможные удобства были

К услугам Дон-Жуана моего.

Его вдобавок юбками накрыли

И обещали навестить его

С рассветом, принеся для угощенья

Хлеб, кофе, яйца, рыбу и печенье.

134

Когда они укутали его,

Заснул он сразу; так же непробудно

Спят мертвецы, бог знает отчего:

Наверно, просто им проснуться трудно.

Не вспоминал Жуан мой ничего,

И горе прошлых лет, довольно нудно

В проклятых снах терзающее нас,

Не жгло слезой его закрытых глаз.

135

Жуан мой спал, а дева наклонилась,

Поправила подушки, отошла.

Но оглянулась: ей вообразилось

Он звал ее во сне. Она была

Взволнована, и сердце в ней забилось.

Сообразить красотка не смогла,

Что имени ее, уж без сомненья,

Еще не знал Жуан мой в то мгновенье.

136

Задумчиво пошла она домой

И Зое очень строго приказала

Молчать. И та отлично смысл простой

Задумчивости этой разгадала.

Она была — пойми, читатель мой,

Двумя годами старше, что не мало,

Когда познанье мы прямым путем

Из рук природы — матери берем.

137

Застало утро нашего героя

В пещере крепко спящим. И пока

Ни солнца луч, блестевший за горою,

Ни дальнее журчанье ручейка

Не нарушали мирного покоя;

Он отсыпался как бы за века

Страданий (про такие же страданья

Писал мой дед в своем «Повествованье).

138

Но сон Гайдэ был беспокоен — ей

Сжимало грудь. Она вздыхала странно,

Ей бредились обломки кораблей

И, на песке простерты бездыханно,

Тела красавцев. Девушке своей

Она мешала спать и встала рано,

Перебудив разноплеменных слуг,

Ее капризный нрав бранивших вслух.

139

Гайдэ тотчас же слугам объявила,

Что непременно хочет видеть, как

Восходит в небе яркое светило:

Явленье Феба — это не пустяк!

Блестит роса, щебечут птицы мило,

Природа ночи сбрасывает мрак,

Как женщины свой траур по мужчине

Супругу иль иной какой скотине.

140

Друзья, люблю я солнце наблюдать,

Когда оно встает; совсем недавно

Всю ночь себя заставил я не спать,

Что, по словам врачей, неблагонравно.

Но если ты желаешь обладать

Здоровьем и червонцами, — исправно

Вставай с зарей и, проживи сто лет,

Потомкам завещай вставать чуть свет.

141

Прекрасная Гайдэ зарю встречала,

Сама свежей зари. К ее щекам

Тревожно кровь от сердца приливала.

Так реки снежных Альп — я видел сам

Преобразуются, встречая скалы,

В озера, что алеют по утрам;

Так море Красное всегда прекрасно,

А впрочем, море Красное не красно.

142

К пещере, лани трепетной быстрей,

Она спустилась легкими стопами.

Казалось, солнце радовалось ей;

Сама Аврора влажными устами

Ей улыбалась, как сестре своей:

Их за сестер вы приняли бы сами,

Но смертной прелесть заключалась в том,

Что в воздухе не таяла пустом.

143

Гайдэ вошла в пещеру торопливо,

Но робко; мой Жуан беспечно спал

Сладчайшим сном. Она была пуглива,

И на мгновенье страх ее объял.

Она над ним склонилась терпеливо,