Дон Жуан - [20]

Прислушалась, как тихо он дышал,

И потеплее бережно укрыла,

Чтоб утренняя свежесть не вредила.

144

Как серафим над праведным, она

Над мирно славшим нежно наклонилась,

А юноша лежал в объятьях сна»

И ровно ничего ему не снилось.

Но Зоя, как всегда оживлена,

С яичницей и завтраком возилась,

Отлично зная — отдадим ей честь,

Что эта парочка попросит есть.

145

Нуждаются же в пище все созданья,

А странники — подавно. И притом,

Не будучи в любовном состоянье,

Она — то ведь на берегу морском

Продрогла и поэтому питанье

Доставила проворно: фрукты, ром,

Мед, рыбу, яйца, кофе и печенье

Чудеснейшее вышло угощенье!

146

Жуана собралась она будить,

Когда была яичница готова,

Но госпожа ее остановить

Успела жестом, не сказав ни слова.

Предоставляя завтраку остыть,

Второй готовить Зоя стала снова,

Чтоб госпожу свою не волновать

И мирный сон Жуана не прервать.

147

Недвижно, распростертый, исхудалый,

Жуан как умирающий лежал,

И лик его бескровный и усталый

Недавние страданья отражал;

И только на щеках румянец алый,

Как грустный отблеск вечера, пылал,

А спутанные кудри увлажненные

Блестели моря свежестью соленою.

148

Гайдэ над ним склонилась ниже. К ней

Он, как младенец к матери, прижался.

Как ива, он поник и, мнилось ей,

Как дремлющее море, наслаждался.

Расцветшей розы мягче и нежней,

Он лебедем измученным казался;

От бед он, правда, пожелтел, — а все ж,

Ей — богу, и таким он был хорош!

149

Глаза открыл он и заснул бы снова,

Но нежный женский образ помешал

Ему закрыть глаза; хотя больного

Глубокий сон по-прежнему прельщал,

Но мой красавец нрава был такого:

Он и во храме взоры обращал

Не на святых косматых лица злые,

А лишь на облик сладостный Марии.

150

На локоть опираясь, он привстал.

Она смутилась, очи опустила,

В ее лице румянец заиграл,

И ласково она заговорила;

Красноречиво взор ее сиял,

Когда слова она произносила,

И понял он, не понимая слов,

Что лучший завтрак для него готов.

151

Да, мой Жуан не понимал ни слова

По-гречески, но это не беда.

Он голоса прелестного такого

Не слыхивал нигде и никогда;

Мелодия божественно простого

Звучанья, величава и горда,

Таилась в этих звуках непонятных,

И сладостных, и мягких, и приятных.

152

Ему казалось, он проснулся вдруг

От музыки таинственного звука,

Не зная сам — не греза ль этот звук

И не рассеется ль она от стука

Какого-нибудь сторожа, а стук

Противнейшая вещь и даже мука

Для тех, кто утром спит, а по ночам

Любуется на звезды и на дам.

153

Итак, Жуан внезапно пробудился

От сна, который бреду был сродни;

В нем аппетит могучий появился.

Приятный запах Зоиной стряпни

Над ним туманным облаком кружился,

И этот запах, как в былые дни,

В нем возбудил желанье пообедать.

Точней — бифштекса сочного отведать.

154

Говядины на этих островах,

Где нет быков, понятно, не водилось;

Одних овец и коз во всех домах

Зажаривать на праздник приходилось.

Случалось это редко: на скалах

Лишь несколько домишек там ютилось.

Но остров, о котором речь идет,

Имел сады, и пастбища, и скот.

155

Я вспомнил, о говядине мечтая,

Про Минотавра странный древний миф:

Все наши моралисты Пасифаю

Сурово осуждают, заклеймив

За то, что лик коровий приняла и

Носила, но заметим, рассудив,

Она лишь поощряла скотоводство,

Чтоб на войне дать Криту превосходство.

156

Мы знаем: англичане искони

Любители говядины и пива,

Но пиво всякой жидкости сродни,

И суть не в пиве, говоря правдиво,

Но и войны любители они,

А это стоит дорого; не диво,

Что бритт и Крит обожествляют скот,

Пригодный для убоя круглый год.

157

Но к делу! Ослабевший мой герой,

На локоть опершись, глядел устало

На пышный стол: ведь пищею сырой

Он подкреплялся в море и немало

Благодарил всевышнего порой

За крысу, за ремень; на что попало

Он с жадностью набросился б теперь,

Как поп, акула или хищный зверь.

158

Он ел, ему подкладывала снова

Она, как мать, любуясь на него,

Для пациента милого такого

Она не пожалела б ничего

Но Зоя рассудить могла толково

(Хотя из книг не ведала того),

Что голодавшим надо осторожно

И есть и пить — не то ведь лопнуть можно.

159

И потому решительно весьма

За дело эта девушка взялась:

Конечно, госпожа ее сама

Заботливо о юноше пеклась,

Но хватит есть. Нельзя сходить с ума,

Своим желаньям слепо подчинясь:

Ведь даже лошадь, если б столько съела,

На следующий день бы околела!

160

Затем, поскольку был он, так сказать,

Почти что гол, — штанов его остатки

Сожгли, Жуана стали одевать

В турецком вкусе. Но, ввиду нехватки

Чалмы с кинжалом, можно посчитать

Он был одет как грек. Про недостатки

Не будем говорить, но подчеркнем:

Шальвары были чудные на нем!

161

Затем Гайдэ к Жуану обратилась;

Ни слова мои герои не понимал,

Но слушал так, что дева оживилась,

Поскольку он ее не прерывал

И с протеже своим разговорилась,

В восторге от немых его похвал,

Пока, остановившись на мгновенье,

Не поняла, что он в недоуменье.

162

И вот тогда пришлось прибегнуть ей

К улыбкам, жестам, говорящим взорам,

И мой Жуан — оно всего верней

Ответствовал таким же разговором

Красноречивым. Он души своей

Не утаил, и скоро, очень скоро

В его глазах ей как бы просветлел

Мир дивных слов — залог прекрасных дел.

163

Он изъяснялся пальцами, глазами,

Слова за нею робко повторял,

Ее язык и — вы поймете сами

Ее прелестный облик изучал.

Так, тот, кто наблюдал за небесами