Домовой - [7]

— Да я ее с детьми к отцу отвел, — почесал свою редеющую гриву Гришка. Шапка сдвинута на бок, куртка сброшена на крыльцо. Оставшись в свитере, он с хаканьем перекидывал лопаты снега через забор и потому говорил с перерывами. — У нее младший болеет, а дома — ветер гуляет, печь треснула… Да и дров хорошо если до середины зимы хватит…

— И как она относится к тому, что ты здесь? — еще раз осторожно уточнила я, затолкав поглубже эгоистичное «плакали теперь наши посиделки после бани». Люди и их человеческие проблемы. Не для меня.

— Она думает, я к бабке ночевать ушел, — отмахнулся Гришка.

Я взвесила на руке лопату, но потом плюнула и вонзила ее в сугроб. Люди, и их человеческие проблемы.

— Ты, кстати, в последнее время ничего странного не замечала? — уже уходя, спросил он. Я от такого вопроса внутренне напряглась.

— А что?

— Да так, — пожал плечами Гришка, натягивая варежки. — Серегу вчера видел — ну, писателя, — он меня про покойников расспрашивал. Дескать, не хоронили ли кого недавно?

И так внимательно на меня посмотрел. Иногда у меня возникало подозрение, что Гришка намного проницательнее, чем мне кажется и маска деревенского дурачка с него в такие моменты слезает клочьями, как кожа после ожога.

— Он книгу пишет, — фыркнула я, внутренне подобравшись. — Про нечисть всякую — уже к Машке приставал, она ему наплела с три короба. Может, про ходячих мертвецов решил написать?

— То есть ты ничего не видела, — констатировал парень с легким разочарованием в голосе. — Ладно, надо ему сказать, чтобы воду не баламутил, а то кто-нибудь наслушается… Участковый например.

Получив это завуалированное предостережение, я крепко задумалась. Возможно, стоило отнестись к этому «исследователю» более внимательно. Его россказни — а большая часть из них, я подозревала, плод больного писательского воображения помноженный на бутылку самогонки — могли растревожить людей. В обычное время никто бы не обратил на него внимания, но, учитывая произошедшее осенью… Наслушаются сказок и возомнят себя упыребоями — деревенские легки на подъем, особенно зимой, когда делать нечего. И ладно если просто проведут ночку на кладбище и нос отморозят — тут я смогу помочь, но вдруг они действительно что-то найдут?!

Например, труп отца Дмитрия, который мы с Никой прикопали в лесочке за кладбищем? Это осенью нам повезло, что никто там искать не стал, а теперь?

Сомнительно, конечно. Пожалуй, в моих рассуждениях была толика паники, но рисковать только наладившейся спокойной жизнью я не хотела. Да и в словах Гришки было здравое зерно — участковый и так смотрит на меня весьма настороженно, а наслушается баек — и не дай боги, поверит? К кому он тогда придет?

Нет уж, с этим следовало что-то сделать.

Но прямо сейчас следовало разобраться с другой проблемой.

В последнее время — после выздоровления Митьки и не без активного участия его матери — ко мне стали частенько захаживать просители. Обычно я заворачивала их еще на пороге — делать больше нечего, любистоки варить. Слава деревенской ведьмы крепко ко мне прилипла, как я ни старалась от нее откреститься. И никакие уверения в том, что дело только в верном использовании трав, не помогали — наоборот, с каждым принятым заказом и вылеченным горлом (спиной, глазом и т. д.) местные все больше уверялись — ведьма.

На этот раз в калитку заглядывала худенькая, замученная женщина лет сорока (хотя, вполне возможно ей могло быть меньше, просто нездоровый цвет лица и затравленный взгляд явно ее не красили). Она упросила меня осмотреть двоих сыновей. Сполоснувшись и переодевшись в джинсы и свитер, я отправилась с ней. Деревня в заходящем солнце и не думала засыпать, хотя мороз только крепчал. На улице было много людей — кто-то дочищал дорогу к дому, по главной улице шел трактор, сбрасывая в кювет остатки сугробов, ребятня играла в снежки, а на месте развалин церкви устроили снежный городок, вызвав во мне приступ озноба. Нашли, где в снежки играть… По хорошему, это место надо бы зачистить, не пускать никого… Но деревенские, при всей своей суеверности, к некоторым вещам относились на удивление наплевательски. Шли мы по главной улице, а потому при виде неторопливо тарахтящего уазика деваться мне было некуда и я, сместившись к обочине, насколько возможно, с независимым видом смотрела вперед.

— Куда направляетесь, Алиса Архиповна? — участковый, чтоб ему икалось, тоже меня заметил. Уазик остановился, а вместе с ним и наша маленькая процессия.

— Гуляю, воздухом дышу, — деланно беспечно пожав плечами, я мысленно пожелала ему провалиться, но он этому желанию не внял. Внимательный взгляд серых глаз перешел с меня на мою спутницу.

— Что, Анастасия Петровна, опять Ванька заболел?

— Да оба уж, — расстроено ответила ему она и кивнула в мою сторону, разрушая надежды на наше мирное расставание с участковым. — Может, хоть Алиса Архиповна поможет… Я уж и не знаю, что делать…

Алексей Михайлович, не будь дурак, покивал и поехал дальше, с самым беспечным видом взяв с меня обещание зайти вечером «на разговор». Я с той же благостной улыбкой пообещала явиться.

— Хороший он, — вздохнула женщина, когда мы двинулись дальше. — Жалко, с бабами ему не везет… Ой!