Домовой - [6]

Занятая уборкой и одновременно — готовкой позднего ужина я на время забыла про куницу. Мороз за окном крепчал, изукрасив окна сложными узорами, не давая увидеть ни что происходит снаружи, ни изнутри. Может быть, поэтому я была так спокойна и тихо напевала себе под нос, поглядывая на дремлющего на печке кота. К зиме он отъелся, шкура лоснилась и вообще вид был довольный донельзя. Нацедив молока в блюдце, я предприняла еще одну попытку и, предупредив кота, дабы не позарился на чужое, поставила подношение в сени. Только на этот раз — подальше от чужих ног. Хотя эти дети куда угодно достанут…

Там меня и застал Гришка. Заметно вздрогнув, он шарахнулся из темных сеней обратно на крыльцо, поскользнулся и с грохотом скатился со ступеней.

— Сдурел? — поинтересовалась я, высунув нос навстречу метели.

— Ты бы отучалась уже людей пугать… — ворчливо отозвался он. — Кого караулишь? Меня чуть инфаркт не хватил, захожу, а в темноте два зеленых глаза и тень черная…

Я презрительно фыркнула. Тени, глаза… Можно подумать, встреть он настоящего вурдалака, дело бы этим и ограничилось.

— А вообще, есть от вашего брата хоть какое-нибудь средство? — когда я отпоила его горячим чаем и привела в чувство, спросил Гришка. Кромсая луковицу на разделочной доске, я пожала плечами.

— Голову отрезать — безотказное средство. Впрочем, не только для оборотня.

— Нет, — отмахнулся парень. — Я не про то. Ну, чтоб никакая тварь ко мне и на метр не подошла, есть способ?

— Если бы он был, о нас бы не рассказывали страшные сказки, — я вытерла невольно исторгнутую слезу и ссыпала лук в котелок, тут же кинувшись к умывальнику. Пока я шумно плескалась за шторкой, отмывая руки и глаза, Гришка размышлял — вслух, по-другому у него плохо получалось. И небезопасно для окружающих.

— Так не зря же говорят: «сказка — ложь, да в ней намек…»? Может, и про нечисть всякую есть правда? Вот, чеснок, например? Зажевал головку…

— И даже мать родная от тебя начнет шарахаться, — фыркнула я, вытираясь. — Тем более, чеснок это про вампиров…

— А они что? — тут же поинтересовался Гришка.

— Что? — не поняла я, переплетая косу.

— Существуют? — осторожно, словно не уверенный в том, хочет ли он получить ответ, спросил дурень.

Я вздохнула. Глянула за окно, где бушевала вьюга — было хорошо слышно, как завывает ветер, пробиваясь в сени. На деревню опустилась белая мгла. Расстроить его, на ночь глядя? Или все же не стоит?

— Никогда их не видела, — дипломатично ответила я и предложила: — Хочешь, ложись сегодня в спальне? Я все равно на печи сплю…

Конечно, он остался. Буря разыгралась не на шутку, дорогу — подобие ее, если точнее — уже давно засыпало, фонари, понятное дело, не горели, а холодина стояла такая, что, когда утром я вышла в сени набрать воды из фляги, пришлось пробить корочку льда. Молоко тоже смерзлось в ледышку, пришлось выкинуть.

Но пока не настало утро, мы лежали в соседних комнатах, слушали, как завывает ветер и радовались предательскому чувству защищенности, прячась под одеялами.

Я лежала, прислушиваясь к дыханию парня. Оно было размеренным, но не сонным.

— Алиса? — минут через десять сосредоточенных раздумий он не выдержал.

— М? — мне лень было говорить. На печке было хорошо — тепло, уютно, совсем не так, как когда я сюда только приехала. Да и кот урчал под боком.

— Ну а серебро? — продолжил Гришка, словно мы и не прекращали об этом говорить.

— И серебро не действует, — пробормотала я, уткнувшись в одеяло носом и пытаясь не сползти в объятия Морфея. Честно говоря, уже пожалела, что предложила Гришке остаться. А ну как мне ночью опять приснится, что я на охоте? Я же себя не контролирую… Сначала горло перегрызу — прямо человеческими зубами — а потом охать буду…

От таких мыслей сон пропал окончательно. Сбросив одеяло, я дождалась, пока парень заснет, прикрыла дверь в спальню и уселась у окошка, слушая, что происходит на улице.

К утру метель утихла, но принесла с собой весьма существенные разрушения. Когда я, кое-как приоткрыв засыпанную снегом дверь, высунула нос наружу, жмурясь от сияния чистого снега под утренним солнышком, во дворе веером лежали куски шифера вперемежку с клочками соломы. Сарай встретил меня печальной и морозной тишиной. Замерзшие куры жались друг к дружке на верхних полках насеста, коровы смотрели с укором. Но куницы не было.

— Дура она в такую погоду вылезать? — осадил меня Гришка, карабкаясь на крышу с гвоздями в зубах (примерзнешь, дурень!). — Погоди, потеплеет, тогда и выяснишь, насколько твоя дрянь действенная-а-а-а!..

На моих глазах лестница покачнулась и медленно завалилась на бок, подняв фонтанчики снега. Переждав шквал ругани с крыши, куда парень успел влезть в последний момент, я отправилась вызволять страдальца.

— А твоя Дашка ничего не скажет, что ты у меня ночевал? — когда крыша была починена, а заодно поднят поваленный забор, что произошло уже ближе к обеду, мы взяли в руки лопаты. — И теперь тут возишься…

Каюсь, стоило бы спросить об этом раньше, но лезть не в свои дела я не любила и поначалу понадеялась, что парень с утра пораньше кинется к зазнобе, а когда этого не произошло… В общем, я не много понимала в человеческих отношениях.