Доминум - [128]

Наставница разговаривала с Греем, пыталась вернуть его выдранную душу на место. Мало кто из протекторов мог провернуть такую операцию посреди темного леса, но парню повезло с наставником. Однако не повезло ему с местом и временем.

Грей умер на краткий миг, провалился на обозрение зеленых глазниц. Этого ему хватило на всю жизнь. Он поседел еще в самом начале операции. Случившееся не отпускало его долгие месяцы. Грей вспоминал, как ледяной коркой стискивалась глотка, как тьма зубами выдрала его из жизни, вместо того чтобы сделать это тихо и спокойно, как писали в книгах.

С тех пор Грей больше не видел снов. Лишь изредка, в полной темноте, к нему приходили глаза – зеленые, как кислота. Они с ним долго и упорно смотрели друг на друга, словно играя в игру, победителей у которой быть не могло.

Последний его страх пришелся почти на то же время, что и переход к падшим. Тогда он узнал, что его единственная подруга Лайла пошла на помощь Саре. На тот самый вызов, где вместо пары молодых сплитов обнаружилось гнездо старых и девиантных, что было намного, намного страшнее.

Грей со всех ног мчался к транзитной двери Соларума, но прямо перед ней его повалили на землю.

– Тебе запретили туда соваться! – воскликнул темноволосый протектор.

В нем я признал Маркуса – покойного лучшего друга Дана и наставника Сары. Стиснув зубы, он крепко держал брыкающегося Грея. Правая рука Ориона практически стискивала шею седого протектора. Она была сделана из мерцающего серебра.

– Пусти! – орал Грей, с ненавистью глядя на Маркуса. – Она погибнет!

– Уже слишком поздно! – воскликнул оказавшийся рядом Дан.

– Ты этого не знаешь, черт тебя дери!

– Тебя мы тоже потерять не можем! – ощетинился Маркус.

Тогда-то и подоспели другие. Никто не собирался позволять Грею проверять место трагедии. Но если бы они дали ему шанс, если бы позволили пойти, все могло повернуться иначе. Откуда им было знать?! Протекторы были рады и тому, что удалось вытащить хотя бы Сару.

Эту тупую дрянь, которая ослушалась всех указов, пытаясь что-то кому-то доказать.

Ненависть пришла не сразу. Она долго тлела, как остывающие угли, пока Грей пребывал в полной прострации. Но прошла всего неделя с похорон Лайлы, и он увидел, как Сара смеется над чем-то вместе с Маркусом. По ее вине другую душу постиг Обливион, но это будто бы уже и не было для нее важно.

И тогда на Грея снизошло озарение, словно тучи растворились и небо раскололось пополам. Им всем было все равно. Ничего не имело значения. Если людям становится плевать на жизнь других, то как они могут считать себя хорошими? Как смеют утверждать, что они несут доброе и правильное? И если эти люди проповедуют Свет, то как он может быть отражением всего самого верного и чистого?

Значит, и Тьма не зло. Но и ее Грей не мог принять как истину. Это она погубила Лайлу. Свет и Тьма бессмысленно и слепо губят всех в жерновах Войны. И он возненавидел обе стороны. Обозлился на них, на Войну, на всех людей, носящих в себе Тьму и Свет, на целую Вселенную, породившую эти силы.

Когда нет ничего: ни богов, ни ориентиров, ни даже малейшего намека на правду бытия – остается только бездна, собирающая всех, кого предал изменчивый мир. Грей нашел константу там, в пустом хаосе Обливиона.

– Занятная душа, – сказал Пустой прямо у меня над ухом.

Я вздрогнул от неожиданности. Грей произвел на меня настолько неприятное и до дрожи тошнотворное впечатление, что все остальное позабылось. У меня от падшего холодок бегал по коже, даже больше, чем обычно. А все потому, что я никак не мог до конца понять его мотивов. Они были сумбурными и яростными, как рой шершней, а стены души казались железобетонными. Я и не думал, что в человеке может быть столь много яда и ненависти. Он бы и целый континент ими отравил.

– Он подошел слишком близко к краю, – прищурился Пустой, сложив руки за спиной. – Интересно, что будет, когда он ступит в эту пустоту?

– Что Грей в ней видит? – неуверенно спросил я, на самом деле опасаясь узнать ответ. – И что знаешь о ней ты?

Окружение менялось. Подул холодный ветер, пахнущий машинным маслом и сыростью осени. Мой спутник пожал плечами.

– Ты сам узнаешь, когда посмотришь в нее.

Тем временем перед нами вновь предстал Грей. Он стоял на пустой станции из красного кирпича, закинув за спину потертый дорожный мешок. Юноша выбросил в урну газету, которую читал до этого, и с огромным недовольством глядел на уходящий вдаль поезд.

– Черт… – Он цыкнул, разочарованно нахлобучивая кепку до самого лба.

Светлый дым умчавшегося вперед локомотива резко контрастировал с серым моросящим небом. Грей вздохнул и, закутавшись в свое старое пальто, спрыгнул с перрона. Ему нужно было попасть в соседний городишко до завтра, иначе плакала его работа.

Мы с Пустым брели за ним прямо по рельсам. Грей знал, что сегодня поездов больше не планировалось, оттого понуро шагал вперед, стараясь не сбавлять темпа.

– Что же такого здесь произойдет? – вымолвил я, глядя на тяжелые, как камни, тучи. – Он тут еще не протектор. Наверняка придут сплиты, как и за Стефом…

Внезапно я врезался в выставленную руку Пустого. Следом меня обдало нарастающей тревогой Грея. Тот попятился от увиденного. И мне хотелось сделать то же самое.