Гигант-киммериец насторожился: из затененного дверного проема послышались быстрые осторожные шаги. Конан повернулся и в темноте арки увидел неясную высокую фигуру. Человек рванулся вперед. В неверном свете киммериец успел разглядеть бородатое, искаженное яростью лицо. В занесенной руке блеснула сталь. Конан увернулся, и нож, распоров плащ, скользнул по легкой кольчуге. Прежде чем убийца вновь обрел равновесие, Конан перехватил его за руку, вывернул ее за спину и железным кулаком нанес сокрушительный удар по шее врага. Без единого звука человек рухнул на землю.
Какое-то время Конан стоял над распростертым телом, напряженно вслушиваясь в ночные звуки. За углом впереди он уловил легкий стук сандалий, едва различимое позвякивание стали. Эти звуки ясно давали понять, что ночные улицы Аншана — прямая дорога к смерти. В нерешительности он до половины вытащил меч из ножен, но, пожав плечами, заспешил обратно, держась подальше от черных арочных провалов, глядящих на него пустыми глазницами по обеим сторонам улицы.
Он свернул на улицу пошире и несколько мгновений спустя уже стучался в дверь, над которой горел розовый фонарь. Дверь тут же отворилась. Конан шагнул вовнутрь отрывисто бросив:
— Закрой, быстро!
Огромный шемит, встретивший киммерийца, навесил тяжелый засов и, не переставая накручивать на пальцы, колечки иссиня-черной бороды, пристально посмотрел на своего начальника.
— У тебя рубашка в крови! — пробурчал он.
— Меня чуть не зарезали, — ответил Конан. — С убийцей я разделался, но в засаде поджидали его дружки.
Глаза шемита сверкнули, мускулистая волосатая рука легла на рукоятку трехфутового ильбарского кинжала.
— Может быть, сделаем вылазку и перережем этих собак? — дрожащим от ярости голосом предложил шемит.
Конан покачал головой. Это был огромного роста воин, настоящий гигант, но, несмотря на мощь, движения его были легки, как у кошки. Широкая грудь, бычья шея и квадратные плечи говорили о силе и выносливости варвара-дикаря.
— Есть дела поважнее, — сказал он. — Это враги Балаша. Они уже знают, что этим вечером я поцапался с царем.
— Да ну! — воскликнул шемит. — Вот уже действительно черная весть. И что же сказал тебе царь?
Конан взял флягу с вином и в несколько глотков осушил ее чуть ли не наполовину.
— А, Кобад-шах помешался на подозрительности, — презрительно бросил он. — Так вот, сейчас очередь нашего друга Балаша. Недруги вождя настроили против него царя, да только Балаш заупрямился. Он не спешит с повинной, потому что, говорит, Кобад замыслил насадить его голову на пику. Так что Кобад приказал мне с козаками отправиться в Ильбарские горы и доставить ему Балаша — по возможности целиком, и в любом случае — голову.
— Ну?
— Я отказался.
— Отказался?! — У шемита перехватило дух.
— Конечно! За кого ты меня принимаешь? Я рассказал Кобад-шаху, как Балаш со своим племенем уберег нас от верной гибели, когда мы плутали в разгар зимы в Ильбарских горах. Мы тогда шли к югу от моря Вилайет, помнишь? И если бы не Балаш, нас наверняка перебили бы племена горцев. Но этот кретин Кобад даже не дослушал. Он принялся орать о своем божественном праве, об оскорблении его царского величия презренным варваром и много там еще чего. Клянусь, еще минута — и я запихнул бы его императорский тюрбан ему в глотку!
— Надеюсь, у тебя хватило ума не трогать царя?
— Хватило, не трясись ты. Хотя я и сгорал от желания проучить его. Великий Кром! Убей, не пойму: как это вы, цивилизованные люди, можете ползать на брюхе перед меднолобым ослом, который волей слепого случая нацепил на голову золотую побрякушку и, взгромоздившись на стул с бриллиантами, мнит из себя невесть что!
— Да потому что этот осел, как ты изволил выразиться, одним движением пальца может содрать с нас кожу или посадить на кол. И сейчас, чтобы избежать царского гнева, нам придется бежать из Иранистана.
Конан допил из фляги вино и облизнул губы.
— Я думаю, это лишнее. Кобад-шах перебесится и угомонится. Должен ведь он понимать, что сейчас его армия уже не та, что была во времена расцвета империи. Сейчас его ударная сила — легкая кавалерия, то есть мы. Но все равно опала с Балаша не снята. Меня так и подмывает бросить все и умчаться на север — предупредить его об опасности.
— Неужто поедешь один?
— Почему бы и нет? Ты пустишь слух, будто я отсыпаюсь после очередного запоя. На все хватит нескольких дней, а потом…
Легкий стук в дверь оборвал Конана на полуслове. Киммериец бросил быстрый взгляд на шемита и, шагнув к двери, прорычал:
— Кто там еще?
— Это я, Нанайя, — ответил женский голос.
Конан посмотрел на своего товарища.
— Что за Нанайя? Ты не знаешь, Тубал?
— Нет. А вдруг это их уловка?
— Впустите меня! — вновь послышался жалобный голос.
— Сейчас увидим, — тихо, но решительно сказал Конан, и глаза его блеснули. Он вытащил из ножен меч и положил руку на засов. Тубал, вооружившись кинжалом, встал по другую сторону двери.
Резким движением Конан выдернул засов и распахнул дверь. Через порог шагнула женщина в наброшенной вуали, но тут же, слабо вскрикнув при виде сверкающих в мускулистых руках клинков, подалась назад.
