Дом вампира и другие сочинения - [6]

До вступления США в войну положение Вирека оставалось формально безопасным; его деятельность не нарушала закон, хотя американские спецслужбы следили за ним с лета 1915 г. Разрыв дипломатических отношений с Германией в феврале 1917 г. вынудил к осторожности и побудил переименовать журнал в «Американский еженедельник Вирека» (Viereck's: The American Weekly), который с сентября 1918 г. из-за недостатка средств превратился в ежемесячник. Вступление в войну в начале апреля 1917 г. означало, что ни о какой «прогерманской» пропаганде речи быть не может. Значит, усилия были напрасны? Политик Чарльз Нэйджел заметил: «Германия не использовала необходимые методы, чтобы убедительно донести свои доводы до цивилизованного мира. В нашей стране они не были полно изложены и беспристрастно рассмотрены». Противник устами британского разведчика Нормана Туэйтса назвал работу команды Вирека «отличной», добавив, что тот «порой неверно излагал события, часто был близок к истине и всегда заслуживал наблюдения». Сам Джордж Сильвестр считал, что «Германия недооценивала свою пропаганду и в апогее победы, и в перигее поражения. Однако германскую пропаганду в США нельзя признать неудачной, если ее целью было удержать Америку от войны — с августа 1914 г. по апрель 1917 г.».

Весной-летом 1918 г. власти провели расследование деятельности Вирека, выплеснувшееся на страницы газет и вызвавшее волну нападок и угроз, но не нашли ничего юридически наказуемого. Он сосредоточил усилия на защите репутации и интересов германо-американцев, а по окончании войны — на опровержении версии об исключительной виновности Берлина в ее развязывании, на критике Версальского «мира» и политики победителей. Кроме собственного журнала у него не было иной трибуны, пока газетный магнат Хёрст, противник участия США в войне, осенью 1922 г. не отправил его в Европу в качестве специального корреспондента.

Работа принесла Виреку деньги и славу «интервьюера класса люкс», а его имя перестало быть «неупоминаемым». Репутация защитника «германского дела» открыла ему дорогу к ключевым фигурам поверженной империи Гогенцоллернов и республиканской «веймарской» Германии. Среди его собеседников были кайзер Вильгельм и его сын кронпринц Вильгельм, фельдмаршал Гинденбург, избранный в 1925 г. президентом, генерал Людендорф, «Зигфрид германских финансов» Яльмар Шахт, Томас Манн, Эйнштейн, Гауптман, Кайзерлинг, Хирфельд. К немцам он относил и австрийцев Фрейда, Штейнаха и Шницлера («еврейство» и «арийство» не имели значения). За пределами Германии коллекцию «охотника на львов» пополнили Муссолини, Клемансо, Бриан, маршалы Фош и Жоффр, Барбюс, Шоу, Маркони, Тесла, Генри Форд, папа Пий XI, великий князь Александр Михайлович и другие; сорвалось только со Сталиным. На фоне знаменитостей затерялось интервью, взятое весной 1923 г. у баварского агитатора-националиста Адольфа Гитлера, которым не заинтересовалось ни одно издание. Через девять лет Вирек вспомнил о нем и с небольшими изменениями перепечатал в журнале «Liberty», не уточняя, когда именно состоялся разговор. В наши дни этот текст переиздан в серии «Великие интервью XX века» и переведен на многие языки.

Искушение бессмертием

Важное место в творчестве Вирека межвоенных десятилетий занимали темы секса, бессмертия, вечной молодости и омоложения. Работам Штейнаха и Воронова — медицинского прототипа профессора Преображенского — он посвятил много статей и книгу «Омоложение. Как Штейнах делает людей молодыми» (Rejuvenation. How Steinach Makes People Young; 1923; под псевдонимом «George F. Corners»), которую подарил своей секретарше с надписью: «Пусть вам это никогда не понадобится!». Подобно Тагору и Фрейду, Вирек сам подвергся «штейнахированию» (операция по перевязке семявыносящего протока для стимуляции пубертатной железы), и в 1940 г. выглядел на десять лет моложе «паспортных» 55 лет. Но главным увлечением стали психоанализ и «третий пол».

Читавший лекции в США в 1909 г. Фрейд три года спустя упомянут в автокомментариях к «Свече и пламени» как «великий психолог». Как заметил биограф нашего героя Нил Джонсон, «тем, кто, подобно Виреку, провозгласил евангелие сексуальной свободы, фрейдизм предлагал научную респектабельность для того, во что они уже верили. Неудивительно, что, как только теории Фрейда стали лучше известны в Америке, Вирек оказался под впечатлением от системы, воздающей честь духу Эроса. Он был готов принять фрейдовскую посылку, что сексуальная энергия либидо заключает в себе господствующую и первичную жизненную силу, а от нее происходят вторичные силы, которые формируют человеческое поведение». В 1918 г. Вирек напечатал в своем журнале фрагменты работы Фрейда «Размышления о войне и смерти», назвав его «великим учителем, объяснившим противоречивые импульсы в нашей природе», а в книге «Рузвельт: исследование амбивалентности» (Roosevelt: a Study in Ambivalence; 1919), посвященной (психо) анализу своих отношений с «Тедди», прямо объявил себя фрейдистом.

Личное знакомство Вирека с Фрейдом состоялось зимой 1922/23 г. в Вене. Взятое им «первое интервью Фрейда о психоанализе», опубликованное в августе 1923 г., стало событием для Америки. Ученый одобрил присланный текст — пересказ основных положений его учения, обильно сдобренный комплиментами, — и книгу о Штейнахе как удачный опыт популяризации. Джордж Сильвестр стал апостолом «Колумба бессознательного», возгласив с жаром неофита: «Каждый, кто судит о жизни и литературе, должен быть психоаналитиком». Он применял учение и метод Фрейда к анализу таких разных явлений, как трагедия Суинберна «Аталанта в Калидоне», мотивами поступков действующих лиц которой объявил различные формы сексуального влечения вплоть до инцеста, и уголовное «дело Леопольда и Лёба»: юноши из богатых еврейских семей похитили и убили 14-летнего сына миллионера, поскольку считали себя суперменами, но их быстро арестовали, уличили в содеянном и приговорили к пожизненному заключению. Вирек объяснил действия Лёба, инициатора преступления, «садистским» импульсом, а Леопольда — «мазохистским», направленным на саморазрушение: «Если бы Лёб или Леопольд смогли очиститься от накопившейся внутри скверны, признавшись понимающему врачу души или тела, то, по всей вероятности, можно было остановить или преобразовать извращенные, смертоносные инстинкты, которые с непреодолимой силой толкнули их к трагедии и преступлению. Психоанализ очистил бы юных богачей умственно и эмоционально, прежде чем яды внутри них — яды, которые потенциально есть в каждом из нас, — разрушили окончательно их психическую и нравственную жизнь».