Дом вампира и другие сочинения - [4]
Потом Стрэскона обратился к литературе. Он отдал дань «цветам зла» и «песням перед рассветом»; но больше всего, по его словам, он был обязан «божественному Оскару». Все нынешние поэты подражали его стилю и образу жизни; таким образом, на самые гнусные извращения накидывался покров романтизма, им давались длинные греческие и латинские имена, и о них рассуждали со всем парадом учености как о возрождении эллинских идеалов. Молодые люди из кружка Стрэскона называли друг друга «мой возлюбленный»; если кто-либо выражал при этом недоумение, на него смотрели не то чтобы с презрением — испытывать презрение считалось неэстетичным — а так, чуть приподняв бровь, что означало высшую степень иронии…
Чувствовалось, что дерзость оратора вызывает в собравшихся трепет восхищения, а хуже всего было то, что просто со смехом отмахнуться от всего этого было невозможно, ибо мальчик был несомненно поэтом — в его стихах были огонь, и страсть, и мелодичность. Ему исполнилось всего лишь двадцать лет, но за свою краткую, как полет метеора, жизнь он овладел всей гаммой людских переживаний, постиг все тончайшие движения человеческой души в прошлом, настоящем и даже будущем. О чем бы ни упомянули в его присутствии — его разуму все было доступно: и религиозный восторг святых, и исступленный экстаз мучеников — да, он понимал и это; но он погружался также и в бездны порока и блуждал по самым темным закоулкам преисподней»[2].
Вторая книга стихов Вирека «Свеча и пламя» (The Candle and the Flame; 1912), которой предшествовал сборник эссе о путешествии в Европу «Признания варвара» (Confessions of a Barbarian; 1910), совпала с началом «поэтического ренессанса». Деятельный участник литературной жизни и один из создателей Американского поэтического общества, он, казалось, прочно утвердился на Парнасе в качестве новатора. «Большинство современных (американских — В. М.) стихотворцев отстает от Европы как минимум на одно поколение, — писал Джойс Килмер. — Выдающееся исключение — Вирек». «Он был самоуверенным и непослушным «золотым мальчиком», — вспоминала поэтесса Бланш Вагстафф в канун 70-летия старого друга. — Только что появилось его лучшее детище — «Свеча и пламя». Поэзия Вирека завоевала Нью-Йорк. Сумасброд — для глупцов, гений — для интеллектуалов. Яркий и загадочно очаровывающий, зловещий (поза!), смелый в речах и в стихах, он был прирожденным иконоборцем и одновременно классицистом, благодаря невероятным познаниям в области истории и искусства. Он обладал редким даром озарять всех, кого встречал. Его творческая энергия была заразительной, воображение — великолепным. Вирек был невысок, с золотыми волосами, одновременно задумчив и агрессивен, нежен и безжалостен, исключительно честен и при том уклончив, романтик и реалист. Он пылал внутренним огнем бесспорного гения. Став однажды другом, он оставался им навсегда. Одержимый эротикой, его ум был ненасытен, хотя он отличался — и отличается до сих пор — робостью и мягкостью юной девушки».
Сделал ли Вирек в новой книге «шаг вперед», милый сердцу критиков? Уильям Риди, ранее покровительствовавший автору, в статье «Лебединая песня Сильвестра Вирека» жестко заметил: «Его стихи страдают от того, что уже были написаны, — прежде всего, Суинберном, Уайльдом и Россетти».
(перевод Андрея Гарибова)
Не заметить сборник известного и заботливо поддерживавшего свою известность поэта было невозможно, но молчание — хуже прямого порицания. По мнению Ле Гальенна, автор «увы, родился слишком поздно. За последние двадцать лет буржуазию так часто «эпатировали», она настолько объелась ужасов и привыкла к «странным грехам» порочных римских императоров, что ей смертельно надоели Содом и Гоморра, Лесбос и Саломея». Американская поэзия пошла по другому пути, и Виреку грозила участь стать поэтом вчерашнего дня. Не принимая новшеств имажистов и считая свободный стих «уцененной прозой», он заявил в предисловии к «Свече и пламени»: «Я слишком обогнал процессию американской жизни, чтобы делать еще шаг вперед. Присев на обочине, я буду ждать, пока Америка догонит меня… Факел нашей лирики горит и будет гореть, когда я передам его в руки более юного поэта. Поэтическая молодежь Америки, эта книга — мой прощальный подарок тебе».
Подарок остался невостребованным. «Вирек был самым выдающимся американским поэтом между 1907 и 1914 гг., и хору граничащих с лестью восторгов, которыми встречались его книги, противостояло лишь несколько голосов, — констатировал позже Льюисон. — Как человек и художник он оказал раскрепощающее влияние на американскую жизнь и литературу. По его влиянию чуткий пророк должен был предсказать неизбежность многих перемен, которые вскоре наступили… К несчастью, поэтическая манера Вирека, в духе французских и поздневикторианских английских декадентов, уже тогда находилась на грани угасания и в последний раз засверкала в Америке и в нем. Сегодня трудно представить себе нечто более старомодное, чем звучная высокопарность стиха, публичное преувеличение собственных грехов и неуместное раскаяние». Назвав друга «самым влиятельным поэтом периода, непосредственно предшествовавшего расцвету нашей национальной выразительности», Льюисон видел в Виреке не новатора, но завершителя переходного этапа. «Страстность, избыточность, аромат классицизма, романтичность, пылкая искренность, богатство эрудиции, подчеркнутое почтение к форме делали его одним из последних представителей «старого порядка», — отметила Вагстафф. — Его книги представляют безвозвратно ушедшую фазу здравомыслия и богатства поэтических образов, которых не видно в мире сегодняшней словесности».
Роман «Обнаженная в зеркале» (1953) – последнее и наиболее зрелое произведение известного американского писателя и поэта Джорджа Сильвестра Вирека (1884–1962), где, как в фокусе, собраны основные мотивы его творчества: гармония отношений мужчины и женщины на физиологическом и психологическом уровне, природа сексуального влечения, физическое бессмертие и вечная молодость. Повествование выстроено в форме череды увлекательных рассказов о великих любовниках прошлого – от царя Соломона до Наполеона, причем история каждого из них получает неожиданную интерпретацию.На русском языке издается впервые.
В сборник включены впервые публикуемые на русском языке тексты американского писателя и публициста Джорджа Сильвестра Вирека (1884–1962) о Советском Союзе, который он посетил в июле 1929 г., желая собственными глазами увидеть «новый мир». Материалы из российских архивов и редких иностранных изданий раскрывают эволюцию представлений автора о России и СССР – от антиантантовской пропаганды в годы Первой мировой войны до внимания к «великому эксперименту» в 1920-е годы, а затем к отрицанию тоталитаризма, в том числе в советской форме.
Книга не является ни оправданием, ни чрезмерным восхвалением Борхеса, но лишь обозначает подверженность автора магическому реализму. «Карл ван ден Воорт – писатель-самоучка» повествует о выдуманном персонаже – писателе, достаточно далёком от литературного мэйнстрима, творения которого остаются незаметными для широкой аудитории. В эссе «Глубинная мысль, лежащая на поверхности» даётся толкование идеи, лежащей в основе рассказа Х.Л. Борхеса «Алеф».
У озера, в виду нехоженого поля, на краю старого кладбища, растёт дуб могучий. На ветви дуба восседают духи небесные и делятся рассказами о юдоли земной: исход XX – истоки XXI вв. Любовь. Деньги. Власть. Коварство. Насилие. Жизнь. Смерть… В книге есть всё, что вызывает интерес у современного читателя. Ну а истинных любителей русской словесности, тем более почитателей классики, не минуют ностальгические впечатления, далёкие от разочарования. Умный язык, богатый, эстетичный. Легко читается. Увлекательно. Недетское, однако ж, чтение, с несколькими весьма пикантными сценами, которые органически вытекают из сюжета.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Метафоричный рассказ о том, как амбициозная главная героиня хочет завершить проект всей своей жизни, в котором видит единственную цель своего существования. Долгое время она сталкивалась с чередой неудач и неодобрением родственников, за которым стоит семейная трагедия, а сейчас рассуждает о причинах произошедшего и поиске выхода из сложившейся ситуации.
Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?
Доктор Тейлор Слейд и его молодая жена отправляются в Панаму, чтобы развеять скуку. Случайная встреча меняет не только их планы, но и судьбу: шаг за шагом они все глубже погружаются в трясину зловещих галлюцинаций. Впервые в русском переводе — последний роман знаменитого американского прозаика Пола Боулза, шедевр эпохи психоделических экспериментов.Когда я писал «Вверху над миром», я курил гашиш, а потом уходил на целый день в лес с ручкой и блокнотом. Название романа — это строка из детской песенки, следующая фраза которой, «So high», в 60-е годы приобрела второе, наркотическое значение.
Несмотря на название «Кровь на полу в столовой», это не детектив. Гертруда Стайн — шифровальщик и экспериментатор, пишущий о себе и одновременно обо всем на свете. Подоплеку книги невозможно понять, не прочтя предисловие американского издателя, где рассказывается о запутанной биографической основе этого произведения.«Я попыталась сама написать детектив ну не то чтобы прямо так взять и написать, потому что попытка есть пытка, но попыталась написать. Название было хорошее, он назывался кровь на полу в столовой и как раз об этом там, и шла речь, но только трупа там не было и расследование велось в широком смысле слова.
Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.
«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.