Дом вампира и другие сочинения - [52]
Уайльд также, по крайней мере, какое-то время любил свою жену Констанс. Привязанность к Оскару все еще теплилась в ее сердце после его падения и развода. В последнем письме к сыну, Вивиану Холланду, Констанс просит его по-доброму думать об отце, который любил его. Сам Уайльд, несмотря на все прегрешения, был безупречным отцом. Оскар и Констанс так никогда и не встретились после освобождения Уайльда из тюрьмы.
Из всего этого ясно, что ни Уайльд, ни Дуглас не были исключительно «гомосексуалистами». При более счастливом стечении обстоятельств и при не столь непокорной физиологии они могли бы вести нормальную жизнь. В юности Уайльд подцепил от женщины болезнь, которая сегодня лечится пенициллином. Накануне женитьбы он вроде бы излечился, однако время от времени она давала о себе знать. Можно предположить, что эта болезнь ускорила его кончину. Дуглас, даже в юности, иногда общался с женщинами-на-одну-ночь, которые по вечерам наводняли Пиккадилли. После разрыва с Оливией он жил с женщиной, пока религиозные угрызения совести не взяли верх над влечением плоти. Однако было бы напрасно отрицать, что гомоэротические склонности преобладали и в жреце эстетики Уайльде, и в его молодом «служке» Альфреде Дугласе.
В книге «Оскар Уайльд и я», лицемерной поделке, написанной в основном отравленным пером его помощника Уильяма Кросленда[59], Дуглас отрицал плотский аспект своей любви. Впоследствии Бози искренне раскаялся в вопиющей лжи и в подлой клевете на Оскара. Он признал, что получил гомосексуальный опыт еще в школе. Как большинство привилегированных частных школ Англии, Винчестер был рассадником таких интимных связей. Наряду с классическим образованием ученики приобщались к классическим извращениям. Бози признался мне, а также писал в «Автобиографии», что для него не было никаких моральных, религиозных или сексуальных запретов, когда на его пути встретился Оскар Уайльд. Его душа не была заключена в целлофановую упаковку. Бози не был «девственным», когда две эти темпераментные личности встретились.
Еще до этой исторической встречи Уайльд шокировал и очаровал мир «Дорианом Греем», а Бози восхитил друзей по Оксфорду стихотворением «Две любви». И роман, и стихотворение сыграли свою роль во время суда над Оскаром Уайльдом. Стихотворение рассказывает о встрече двух юношей в фантастическом тропическом саду. Один был радостным; он держал лютню из слоновой кости со «струнами златыми, будто волос девы». Другой «смотрел, вздыхая глубоко». На вопрос, как его зовут, он ответил, что его зовут Любовь.
Все стихотворения Бози раскрывают ориентацию его либидо и предпочтение юношам, а не мужчинам с тяжелыми челюстями и выступающими животами. Возможно, противоречие между идеалом красоты и не слишком привлекательным телосложением Уайльда всегда присутствовало в подсознании Бози; вероятно, это посеяло семена нескончаемых ссор и гневных вспышек с его стороны.
Дуглас фактически не отрицал сравнительно безобидные «близкие отношения» с другими молодыми людьми в Винчестере и повсюду. Принимая подобные «близкие отношения» как само собой разумеющееся в его социальном климате, он радовался, что «в этот печальный последний день найдется кто-нибудь верящий, кто отважится сказать: «Мы должны любить то, что наиболее прекрасно»».
Когда Оскар впервые появился в поле зрения юноши, Бози счел его внешность непривлекательной, даже «комичной». Однако сладкозвучный голос Уайльда усыпил физическую неприязнь. Тем не менее, прошел почти год, прежде чем он вступил в «близкие отношения» с Оскаром. Разумеется, никакого намека на такие «близкие отношения» нет ни в стихотворении Бози «Две любви», ни в блистательной защите Уайльдом этого произведения, когда он сидел на скамье подсудимых. «Неясно, — сказал прокурор, — идет ли речь о естественной или противоестественной любви?»
«Нет», — ответил Уайльд.
Прокурор: «Что такое любовь, которая не смеет назвать своего имени?»
Уайльд: «Любовь, которая не смеет назвать своего имени, в нашем веке означает глубокую привязанность старшего мужчины к младшему, которая существовала между Давидом и Ионафаном; которую Платон сделал основой своей философии; которую вы можете найти в сонетах Микеланджело или Шекспира. Это глубокая, духовная привязанность, чистая и совершенная. Это чувство диктует и наполняет великие произведения искусства, как, например, произведения Микеланджело или Шекспира, и таковыми являются два моих письма.
В нашем веке это чувство остается непонятым, настолько непонятым, что его можно описать как «любовь, которая не смеет назвать своего имени», и именно из-за этого я оказался там, где нахожусь. Это прекрасная, высокая и благородная форма привязанности.
В этом чувстве нет ничего противоестественного; оно раз за разом возникает между старшим мужчиной и младшим, когда старший обладает Интеллектом, а младший всей радостью, надеждой и великолепием жизни. Именно этого чувства мир не понимает. Мир насмехается над ним и иногда стремится пригвоздить кого-нибудь за него к позорному столбу».
