Дом свиданий - [11]
Осторожно начинаю: «А разве она не…», но тут же умолкаю, потому что мысли моей собеседницы заняты чем-то другим и слушает она меня невнимательно, исключительно из вежливости. Музыкальное произведение, которое исполняет оркестр, не прерывается, по-видимому, с самого начала приёма — очень своеобразная мелодия с регулярно повторяющимся рефреном, «…продаётся?» — произносит леди Ава, заканчивая мой вопрос, и тут же отвечает сама, впрочем, уклончиво: «Кажется, у меня для неё кое-что есть».
— Тем лучше, — говорю я. — Что-нибудь интересное?
— Один из постоянных гостей, — говорит леди Ава.
И поясняет, что речь идёт о некоем американце по фамилии Джонсон, а я делаю вид, что впервые услышал о нём из её уст (хотя вся история давно мне известна) и к тому же плохо представляю, о ком именно идёт речь. Леди Ава описывает его и рассказывает, опуская подробности, о маковых плантациях на границе Новых Территорий. После чего вновь поворачивается в сторону эстрады, на которой уже не видно ни сэра Ральфа, ни его партнёрши. И добавляет, как бы сама себе:
— Девушка должна была выйти замуж за милого мальчика, который не знал бы что с ней делать.
— Ну и?.. — спрашиваю я.
— С этим покончено, — отвечает леди Ава.
Чуть позже, этим же вечером она сказала: «Сегодня, если придёте на спектакль, Вы увидите её на сцене. Её зовут Лаура».
Но за это время успевают разбить хрустальный бокал; его осколки лежат на полу; пары прервали танец и медленно подходят к месту происшествия, образуя неправильной формы круг; все молча, с ужасом и негодованием, смотрят, словно видят перед собой какую-то совершенно неприличную вещь, на мельчайшие острые осколки, в которых свет люстры преломляется тысячами голубоватых льдисто-мерцающих бликов. Служанка-евроазиатка проходит сквозь круг, никого не замечая, как лунатичка, ступая по сверкающим осколкам, которые хрустят под подошвами её изящных туфелек с трёхкратно скрещенными на голой ступне и лодыжке позолоченными ремешками.
Снова танцуют пары, выполняя — как будто бы ничего не произошло — сложные фигуры. Женщина танцует поодаль от своего партнёра, который направляет её, не касаясь; послушная его приказам, она кружится, обозначает такт, колышет, замерев на месте, бёдрами, затем — быстро повернувшись — смотрит ему в глаза, ловит суровый взгляд, то пронизывающий, то проносящийся над её светлыми волосами и зелёными глазами.
После чего следует сцена перед витриной элегантного магазина в европейском квартале Колун. Но играть её сразу не следует, ибо тогда будет непонятно, почему в ней присутствует Ким, которая в это время находится на сцене маленького театра, где представление приближается к эпизоду убийства. Актёр, исполняющий роль Маннера, сидит в кресле перед письменным столом. Он пишет. Пишет, что служанка-евроазиатка проходит сквозь круг гостей, ничего не замечая, и сверкающие осколки стекла хрустят в мёртвой тишине под её изящными туфельками. Все взоры обращаются к девушке, следят за ней, как зачарованные, а она шагом лунатички подходит к Лауре, останавливается перед охваченной внезапным страхом молодой женщиной, долго, очень долго, невыносимо долго, строго и пронзительно смотрит на неё и наконец произносит убедительным и безразличным тоном, не оставляющим никакой надежды на бегство: «Прошу идти за мной. Вас ждут».
Вокруг продолжается танец, словно всё происходит на другом конце света. Танцуют пары, их увлекает ритм — неторопливый, но такой неодолимый, такой могущественный, что никакие драмы, даже самые бурные и неожиданные, не могут прервать его ни на мгновение, не в силах ему помешать. И однако же драма продолжается: хрустальный бокал падает на пол и со звоном разбивается; одна из девушек теряет сознание; ампула морфия падает из кармана смокинга в ту минуту, когда гость вытаскивает шёлковый платок, чтобы вытереть пот со лба; пронзительный крик боли прерывает мерную суету светского приёма; на сцене молчаливо появляется служанка; огромный чёрный пёс кусает танцующую женщину за ногу; на белом шёлковом платке видны пятна крови; перед хозяйкой дома внезапно возникает незнакомец и протягивает ей толстый конверт из серой бумаги, набитый чем-то вроде песка, а леди Ава, ни на мгновение не теряя спокойствия, быстро принимает конверт, взвешивает его в руке и прячет так же быстро, как быстро исчезает посыльный.
Именно в эту минуту и происходит вторжение английской полиции в большой салон Небесной Виллы, но этот эпизод уже подробно описан: резкий короткий свисток, и сразу же смолкают музыка и разговор, шаги двух солдат в шортах и рубашках по мраморным плитам салона раздаются в полной тишине, танцующие пары замерли, прервав какую-то сложную фигуру: мужчина протягивает руку партнёрше, ещё отвернувшейся от него, или оба стоят друг против друга, но смотрят в разные стороны — он направо, она налево, словно их внимание приковали события, происшедшие в разных концах зала; одни пары застыли, не отрывая взгляда от пола, другие — в тесном объятии; вскоре происходит обстоятельная проверка всех гостей леди Авы, долгая запись фамилий, адресов, занятий, дат рождения и т. д., и наконец звучат слова: «…убийство намеренное, не случайное», сказанные лейтенантом, который заключает: «Никто другой не был заинтересован в его исчезновении».
Раннее творчество Алена Роб-Грийе (род. в 1922 г.) перевернуло привычные представления о жанре романа и положило начало «новому роману» – одному из самых революционных явлений в мировой литературе XX века. В книгу вошли три произведения писателя: «Ластики» (1953), «Соглядатай» (1955) и «Ревность» (1957).Роб-Грийе любит играть на читательских стереотипах, пародируя классические жанровые стандарты. Несмотря на обилие прямых и косвенных улик, которые как будто свидетельствуют о том, что герой романа, Матиас, действительно совершил убийство Жаклин Ледюк, преступник странным образом избегает изобличения.
Раннее творчество Алена Роб-Грийе (род. в 1922 г.) перевернуло привычные представления о жанре романа и положило начало «новому роману» – одному из самых революционных явлений в мировой литературе XX века.Роб-Грийе любит играть на читательских стереотипах, пародируя классические жанровые стандарты. В «Ревности» автор старательно эксплуатирует традиционную схему адюльтера, но не все так просто как может показаться… Тем более что французское название романа «La Jalousie» имеет двойное значение: с одной стороны – «ревность», а с другой – «жалюзи», занавеска, через которую очень удобно подсматривать, оставаясь при этом невидимым…
Лидер «нового романа» Ален Роб-Грийе известен также своими работами в кино. Он написал сценарий знаменитого фильма «Прошлым летом в Мариенбаде» и поставил как режиссер «Трансъевропейский экспресс», «Человек, который лжет», «Рай и после», «Игра с огнем» идругие фильмы. Литература и кино в творчестве Роб – Грийе словно переходят друг в друга: в своих романах он использовал элементы кинематографического мышления, а его кино является продолжением литературных экспериментов.
Раннее творчество Алена Роб-Грийе (род. в 1922 г.) перевернуло привычные представления о жанре романа и положило начало «новому роману» – одному из самых революционных явлений в мировой литературе XX века. В книгу вошли три произведения писателя: «Ластики» (1953), «Соглядатай» (1955) и «Ревность» (1957).В «Ластиках» мы как будто имеем дело с детективом, где все на своих местах: убийство, расследование, сыщик, который идет по следу преступника, свидетели, вещественные доказательства однако эти элементы почему-то никак не складываются…
1949 год. Специальный агент французской секретной службы Анри Робен направляется в Берлин с таинственной миссией: наблюдать за убийством, которое должно произойти на одной из площадей полуразрушенного города. На вокзале он мельком видит своего двойника. В истории, которую рассказывает Робен, появляется все больше странных деталей, и на помощь приходит безымянный следователь, корректирующий его показания.Роман-лабиринт знаменитого французского писателя Алена Роб-Грийе – прихотливая игра, полная фальшивых коридоров и обманов зрения.
Роман «Резинки», написанный в 1953 г. — одно из первых сочинений французского писателя Алена Роб-Грийе (род. 1922), считающееся ныне классическим образцом так называемого «нового романа», призванного в свое время преодолеть традиционное назначение литературы. Прикрываясь весьма занимательной детективной интригой, воссоздавая структуру детективного романа, писатель ставит и решает здесь множество творческих задач — от созидания «поэтики взгляда» до развенчания «Эдипова комплекса».
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.