Автор хотел бы подчеркнуть, что эту повесть ни в коей мере не следует рассматривать как хронику жизни на английской территории Гонконга. Всякое сходство мест и ситуаций — дело случая.
Но если кто-нибудь из читателей, побывавших на Дальнем Востоке, сочтёт, что места, описанные в повести, выглядят иначе, то автор, который провёл в этой части света большую часть жизни, посоветовал бы ему вернуться туда и присмотреться: в местном климате перемены происходят очень быстро.
Женское тело всегда занимало особое место в моих снах, это так. И не только во снах — наяву тоже осаждают его образы. Девушка в открытом летнем платье нагибается, чтобы застегнуть босоножку; ниспадающие на лицо волосы открывают склонённую шею — нежную кожу и шелковистый пушок; смотрю и представляю её себе уступающей, сразу же податливой. Облегающее, зауженное книзу, с разрезом до бедра платье, какие носят элегантные модницы из Гонконга, лопается от движения стремительной руки, внезапно обнажающей округлое, упругое, гладкое, сверкающее бедро и изящный изгиб поясницы. Кожаная плеть, выставленная в витрине шорника в Париже, представленные на обозрение груди восковых манекенов, театральная афиша, реклама подвязок или духов, влажные полуоткрытые губы, железный браслет, ошейник — всё это создаёт вокруг меня постоянно возбуждающий фон. Обычная кровать с резными столбиками по краям, шёлковый шнур, горящий кончик сигары часами не покидают меня в путешествиях, часами и днями. Устраиваю праздники в садах, церемонии в храмах, повелеваю обрядами жертвоприношения.
Арабские и монгольские дворцы наполняют мой слух отзвуками стонов и вздохов. Симметричный рисунок на мраморных плитах византийских церквей отражается в моих глазах бёдрами женщин, широко раздвинутыми, распахнутыми. Достаточно увидеть в тёмном подземелье древней римской тюрьмы два вмурованных в стену железных кольца, чтобы перед моими глазами возникла прекрасная невольница, прикованная цепью, приговорённая к долгим медленным пыткам одиночества и пустоты.
Порой подолгу рассматриваю молодую танцующую женщину. Люблю смотреть на обнажённые плечи, а когда она отворачивается — на очертания груди. Гладкая кожа чувственно блестит в свете люстры. Молодая женщина грациозно выполняет сложные танцевальные па на некотором расстоянии от партнёра — от его высокого, чёрного, слегка отстранённого силуэта. Мужчина почти незаметно направляет её движения, а она, опустив глаза, внимательно следит за мужской рукой и мгновенно выполняет приказ, послушная малейшим правилам церемонии. Потом, следуя неуловимому знаку руки, плавно совершает новый поворот и показывает обнажённые плечи и шею.
А вот она отошла чуть в сторону, чтобы застегнуть пряжку изящной туфельки — золотые ремешки, несколько раз скрещённые на ступне. Сидит на краешке дивана, наклонившись вперёд; ниспадающие на лицо волосы обнажают нежную кожу, покрытую шелковистым пушком. Но две фигуры появляются на переднем плане и заслоняют женщину: высокий мужчина в чёрном смокинге и краснолицый толстяк, рассказывающий о своих путешествиях.
Гонконг знают все — его гавани, джонки, высотные дома Колуна и узкие, с разрезом почти до бедра платья, которые носят евроазиатки, высокие, гибкие девушки, — облегающие платья из чёрного шёлка, без рукавов, с крохотным стоячим воротничком. Тонкий блестящий шёлк поверх голого тела плотно натягивается на животе, груди и бёдрах, чуть морщится в талии и разбегается паутиной складок, когда женщина, прервав прогулку у витрины магазина, поворачивает лицо к стеклянной стене; она застыла, едва касаясь тротуара носком левой туфельки на очень высоком каблуке. Застыла, готовая в любое мгновение продолжить прерванную прогулку (правая рука, чуть согнутая в локте, устремлена вперёд, уже не касаясь тела), и несколько секунд не отрывает взгляда от молодой женщины из воска, одетой точно в такое же, как у неё, платье из белого шёлка, или от собственного отражения в стекле, или от плетёного поводка, на котором манекен — с обнажёнными руками, не касающимися тела и согнутыми в локтях, — держит левой рукой огромного чёрного пса с блестящей шерстью, напряжённо застывшего впереди своей хозяйки.
Имитация живого зверя безупречна. Если бы не абсолютная неподвижность и подчёркнутая напряжённость фигуры, не слишком блестящие и устремлённые в одну точку стеклянные глаза, не ярко-красная пасть, открывающая чересчур белые зубы, можно было бы решить, что через мгновение пёс возобновит прерванное движение: коснётся земли вытянутой задней лапой, вскинет уши, оскалится. И примет грозный вид, словно встревоженный чем-то, возникшим в поле его зрения, или учуяв опасность для хозяйки.
Правая ступня женщины почти на том же уровне, что и задняя лапа пса, едва касается земли носком туфельки на очень высоком каблуке: маленький треугольник из золотистой кожи открывает только кончики пальцев, а тонкие ремешки троекратно скрещиваются на подъёме и огибают на щиколотке тонкий, едва различимый, хотя и очень тёмный, почти чёрный чулок.
А чуть выше расходится разрез на белом шёлковом платье, совсем немного, слегка показывая колено и бедро. Невидимая «молния» поможет одним движением от талии до плеча расстегнуть платье, открыть нагое тело. Гибкое тело вьётся влево и вправо, пытаясь сбросить с себя тонкие кожаные путы, сжимающие лодыжки и запястья, но тщетно. Конечно, танцевальные па ограничивают свободу движений; всё тело до последнего пальца настолько послушно строгим и беспощадным правилам, что танцовщица — как кажется — замерла в эту минуту на месте, и только едва заметное волнение её бёдер отмечает ритм танца. Внезапно, подчиняясь немому приказу партнёра, она делает плавный поворот и тут же застывает вновь, не двигаясь или двигаясь так медленно, так неприметно перемещаясь на месте, что только тонкий шёлк платья скользит по её груди и животу.
![В долине смертной тени [Эпидемия]](/storage/book-covers/20/20b59336dc28de47dc7a206b6ad9ee6ea45788bb.jpg)