Дом о семи шпилях - [29]

This mighty contrast thrust itself forward, as a fair expression of the odds against which she was to begin her struggle for a subsistence.	Этот разительный контраст неотступно возникал у нее перед глазами.
Success?	Успех?
Preposterous!	Нелепость!

She would never think of it again!	Она никогда больше не станет ожидать его!
The house might just as well be buried in an eternal fog, while all the other houses had the sunshine on them; for not a foot would ever cross the threshold, nor a hand so much as try the door!	Дом ее покроет вечная мгла, в то время как другие дома будут сиять в лучах солнца. Ни одна нога не переступит через ее порог, ни одна рука не решится отворить дверь!
But, at this instant, the shop bell, right over her head, tinkled as if it were bewitched.	Но в ту самую минуту, когда она так думала, над ее головой зазвенел колокольчик, точно силой какого-то колдовства.
The old gentlewoman's heart seemed to be attached to the same steel spring, for it went through a series of sharp jerks, in unison with the sound.	Сердце старой леди было словно прикреплено к той же самой стальной пружине, потому что оно дрогнуло несколько раз подряд, вторя звукам колокольчика.
The door was thrust open, although no human form was perceptible on the other side of the half-window.	Дверь начала отворяться, хотя за окном не было заметно фигуры человека.
Hepzibah, nevertheless, stood at a gaze, with her hands clasped, looking very much as if she had summoned up an evil spirit, and was afraid, yet resolved, to hazard the encounter.	Гепзиба ждала со сложенными на груди руками.
"Heaven help me!" she groaned mentally.	"Господи, помоги мне! - взывала она мысленно.
"Now is my hour of need!"	- Испытание мое началось!"
The door, which moved with difficulty on its creaking and rusty hinges, being forced quite open, a square and sturdy little urchin became apparent, with cheeks as red as an apple.	Дверь, с трудом поворачиваясь на своих скрипучих заржавевших петлях, уступила наконец усилиям входившего, и перед Гепзибой появился толстый мальчуган с красными, как яблоки, щеками.
He was clad rather shabbily (but as it seemed, more owing to his mother's carelessness than his father's poverty), in a blue apron, very wide and short trousers, shoes somewhat out at the toes, and a chip-hat with the frizzles of his curly hair sticking through the crevices.	На нем был какой-то потрепанный синий балахон, очень широкие и короткие штаны, башмаки со стоптанными каблуками и изношенная соломенная шляпа, сквозь дыры которой пробивались его курчавые волосы.
A book and a small slate under his arm indicated that he was on his way to school.	Книжка и небольшая аспидная доска под мышкой говорили о том, что он шел в школу.
He stared at Hepzibah a moment, as an elder customer than himself would have been likely enough to do, not knowing what to make of the tragic attitude and queer scowl wherewith she regarded him.	Он смотрел несколько мгновений на Г епзибу, как сделал бы и более взрослый покупатель, не зная, что ему думать о трагической позе и сурово нахмуренных бровях, с которыми она в него всматривалась.
"Well, child," said she, taking heart at sight of a personage so little formidable, "well, my child, what did you wish for?"	- Что ты, дитя мое? - сказала мисс Пинчон, ободрившись при виде столь неопасной особы. -Что тебе нужно?
"That Jim Crow, there, in the window," answered the urchin, holding out a cent, and pointing to the gingerbread figure that had attracted his notice, as he loitered along to school; "the one that has not a broken foot."	- Вот этот Джим Кроу, что на окне, - ответил мальчуган, держа в руке медную монету и указывая на пряничную фигуру, которая ему приглянулась, когда он плелся по улице в свою школу. - Тот, что с целыми ногами.

So Hepzibah put forth her lank arm, and taking the effigy from the shop-window, delivered it to her first customer.	Гепзиба протянула свою худую руку и, достав фигурку, отдала покупателю.
"No matter for the money," said she, giving him a little push towards the door; for her old gentility was contumaciously squeamish at sight of the copper coin, and, besides, it seemed such pitiful meanness to take the child's pocket-money in exchange for a bit of stale gingerbread. "No matter for the cent.	- Не нужно денег, - сказала она, слегка подтолкнув его к двери, потому что ей казалось мелочностью забрать у мальчика его карманные деньги за кусок черствого пряника.
You are welcome to Jim Crow."	- Я дарю тебе Джима Кроу.
The child, staring with round eyes, at this instance of liberality wholly unprecedented in his large experience of cent-shops, took the man of gingerbread, and quitted the premises.	Ребенок, выпучив на нее глаза при этой неожиданной щедрости, какой он никогда еще не встречал в подобных лавочках, взял пряничного человека и отправился своей дорогой.
No sooner had he reached the sidewalk (little cannibal that he was!) than Jim Crow's head was in his mouth.	Но едва он очутился на тротуаре, как голова Джима Кроу уже была у него во рту.
As he had not been careful to shut the door, Hepzibah was at the pains of closing it after him, with a pettish ejaculation or two about the troublesomeness of young people, and particularly of small boys.