Дом о семи шпилях - [30]
| Так как он не позаботился притворить за собой дверь, то Гепзибе пришлось сделать это самой, причем не обошлось без нескольких сердитых замечаний о несносности "этих мальчишек". | |
| She had just placed another representative of the renowned Jim Crow at the window, when again the shop bell tinkled clamorously, and again the door being thrust open, with its characteristic jerk and jar, disclosed the same sturdy little urchin who, precisely two minutes ago, had made his exit. | Она только поставила другого Джима Кроу на окно, как снова громко зазвенел колокольчик, отворилась дверь с характерным своим скрипом и дребезжанием, и опять показался тот же самый дюжий мальчуган, который не больше двух минут назад оставил лавочку. |
| The crumbs and discoloration of the cannibal feast, as yet hardly consummated, were exceedingly visible about his mouth. | Крошки и краска от пиршества, которое он себе только что задал, были видны, как нельзя явственнее, вокруг его рта. |
| "What is it now, child?" asked the maiden lady, rather impatiently; "did you come back to shut the door?" | - Что тебе еще надо? - спросила лавочница с сильным нетерпением. - Ты вернулся затворить дверь, что ли? |
| "No," answered the urchin, pointing to the figure that had just been put up; | - Нет, - ответил мальчуган, указывая на фигуру, которая только что была выставлена в окне. |
| "I want that other Jim Crow." | - Дайте мне вон того, другого Джима Кроу. |
| "Well, here it is for you," said Hepzibah, reaching it down; but, recognising that this pertinacious customer would not quit her on any other terms, so long as she had a gingerbread figure in her shop, she partly drew back her extended hand-"Where is the cent?" | - Хорошо, возьми, - сказала Г епзиба, доставая пряник, но, видя что этот нахальный покупатель не оставит ее в покое, пока у нее в лавочке будут пряничные фигурки, она отвела в сторону свою протянутую руку и спросила: - Где же деньги? |
| The little boy had the cent ready, but like a true-born Yankee would have preferred the better bargain to the worse. Looking somewhat chagrined, he put the coin into Hepzibah's hand, and departed, sending the second Jim Crow in quest of the former one. | Деньги у мальчика были наготове, но он не без видимого сожаления положил монету в руку Г епзибы и покинул лавочку, отправив второго Джима Кроу туда же, что и первого. |
| The new shopkeeper dropped the first solid result of her commercial enterprise into the till. | Новая торговка опустила свою первую выручку в денежный ящик. |
| It was done. The sordid stain of that copper coin could never be washed away from her palm. The little schoolboy, aided by the impish figure of the negro dancer, had wrought an irreparable ruin. The structure of ancient aristocracy had been demolished by him, even as if his childish grip had torn down the seven-gabled mansion! Now let Hepzibah turn the old Pyncheon portraits with their faces to the wall; and take the map of her eastern territory to kindle the kitchen fire, and blow up the flame with the empty breath of her ancestral traditions! What had she to do with ancestry? Nothing: no more than with posterity! | Дело совершилось. |
| No lady now, but simply Hepzibah Pyncheon, a forlorn old maid, and keeper of a cent-shop! | Теперь, Гепзиба, ты уже не леди - ты просто Г епзиба Пинчон, одинокая старая дева, содержательница мелочной лавочки! |
| Nevertheless, even while she paraded these ideas somewhat ostentatiously through her mind, it is altogether surprising what a calmness had come over her. The anxiety and misgivings which had tormented her, whether asleep or in melancholy day-dreams, ever since her project began to take an aspect of solidity, had now vanished quite away. | И, однако, даже в то время, когда в ее голове возникали такие мысли, в сердце ее поселилась какая-то тишина, и мрачные предчувствия, которые мучили ее во сне и наяву с тех самых пор, как она приняла решение открыть лавочку, теперь исчезли совершенно. |
| She felt the novelty of her position, indeed but no longer with disturbance or affright. | Правда, она все еще чувствовала новизну своего положения, но уже без волнения и страха. |
| Now and then there came a thrill of almost youthful enjoyment. | Время от времени душа ее испытывала даже нечто похожее на радость. |
| It was the invigorating breath of a fresh outward atmosphere, after the long torpor and monotonous seclusion of her life. So wholesome is effort! So miraculous the strength that we do not know of! | Это происходило оттого, что после стольких лет затворничества в ее жизнь ворвался свежий ветерок. Так живительна деятельность, так дивна сила, которой мы часто сами в себе не ощущаем! |
| The healthiest glow that Hepzibah had known for years had come now, in the dreaded crisis, when, for the first time, she had put forth her hand to help herself. | Энергия, которой давно уже не чувствовала в себе Гепзиба, возродилась в ней в момент кризиса, когда она впервые протянула руки, чтобы спасти себя. |
| The little circlet of the schoolboy's copper coin-dim and lustreless though it was, with the small services which it had been doing here and there about the world-had proved a talisman, fragrant with good, and deserving to be set in gold and worn next her heart. It was as potent, and perhaps endowed with the same kind of efficacy, as a galvanic ring! |
Книгу под названием «Книга чудес» написал Натаниель Готорн – один из первых и наиболее общепризнанных мастеров американской литературы (1804–1864). Это не сборник, а единое произведение, принадлежащее к рангу всемирно известных классических сочинений для детей. В нем Н. Готорн переложил на свой лад мифы античной Греции. Эту книгу с одинаковым увлечением читают в Америке, где она появилась впервые, и в Европе. Читают, как одну из оригинальнейших и своеобразных книг.
Писатель Натаниель Готорн вместе с Эдгаром По и Вашингтоном Ирвингом по праву считается одним из создателей американской романтической новеллы. Главным объектом своих новелл Готорн считал не внешние события и реалии, а сердце и душу человека, где Добро и Зло ведут непрерывную борьбу.
Взаимосвязь прошлого и настоящего, взаимопроникновение реальности и фантастики, романтический пафос и подробное бытописательство, сатирический гротеск образуют идейно-художественное своеобразие романа Натаниеля Готорна «Алая буква».
История литературы причисляет Н. Готорна, наряду с В. Ирвингом и Э. По, к родоначальникам американской новеллы. В сборнике представлены девять рассказов, классических образцов романтической прозы, причем семь из них до сих пор были незнакомы русскому читателю.
Натаниель Готорн — классик американской литературы. Его произведения отличает тесная взаимосвязь прошлого и настоящего, реальности и фантастики. По признанию критиков, Готорн имеет много общего с Эдгаром По.«Дом с семью шпилями» — один из самых известных романов писателя. Старый полковник Пинчон, прибывший в Новую Англию вместе с первыми поселенцами, несправедливо обвиняет плотника Моула, чтобы заполучить его землю. Моула ведут на эшафот, но перед смертью он проклинает своего убийцу. С тех пор над домом полковника тяготеет проклятие.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу вошли лучшие рассказы замечательного мастера этого жанра Йордана Йовкова (1880—1937). Цикл «Старопланинские легенды», построенный на материале народных песен и преданий, воскрешает прошлое болгарского народа. Для всего творчества Йовкова характерно своеобразное переплетение трезвого реализма с романтической приподнятостью.
«Много лет тому назад в Нью-Йорке в одном из домов, расположенных на улице Ван Бюрен в районе между Томккинс авеню и Трууп авеню, проживал человек с прекрасной, нежной душой. Его уже нет здесь теперь. Воспоминание о нем неразрывно связано с одной трагедией и с бесчестием…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881—1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В первый том вошел цикл новелл под общим названием «Цепь».
Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.
В 5 том собрания сочинений польской писательницы Элизы Ожешко вошли рассказы 1860-х — 1880-х годов:«В голодный год»,«Юлианка»,«Четырнадцатая часть»,«Нерадостная идиллия»,«Сильфида»,«Панна Антонина»,«Добрая пани»,«Романо′ва»,«А… В… С…»,«Тадеуш»,«Зимний вечер»,«Эхо»,«Дай цветочек»,«Одна сотая».