Дом над рекой - [8]

Шрифт
Интервал

Махоркин сходил к самолету и принес свои унты с толстой подошвой и сыромятными ремешками.

— Надевайте, — сказал он Зойке.

— А вы?

— У меня сапоги, — вздохнул Махоркин, посмотрев на свои хромовые сапоги, залепленные грязью.

Она взяла унты и сказала:

— Отвернитесь, пожалуйста.

Мужчины отвернулись. Она сняла мокрые чулки, повесила у костра и натянула унты — холодные, но сухие, с мягкой войлочной стелькой.

— Теперь можно, — сказала она.

Они обернулись и увидели смешную маленькую фигурку в модном пальто с цигейковым воротником и собачьих унтах. Оба они улыбнулись.

— А ну вас, ей-богу, — грустно засмеялась Зойка, стараясь не расплакаться. Присела у огня и стала сушить туфли.

Костер догорал, но дров в него больше не подкладывали: бесполезно коптить небо в такой туман, погода нелетная, никто их не увидит. Второй костер они даже не зажигали.

Махоркин достал полетную карту. Они долго искали свое болотце среди таежных сопок. Но как найти его между тысячью таких же болот?

— Где-то здесь, — сказал Махоркин. — Или немного северней.

Тихонов усмехнулся:

— Адрес точный — на деревню, дедушке.

— Что вы волнуетесь, ведь нас уже разыскивают! — сказала ему Зойка.

— Конечно, найдут, — убежденно сказал Махоркин. — Не сегодня, так завтра.

— Или послезавтра, — сказал инженер. — Или через неделю. Нет, ребята, послезавтра будет уже поздно — сопку взорвут. Дорогу не остановят из-за того, что мы шлепнулись в это болото. Мне ждать никак нельзя.

Он отломил ветку и стал прикидывать ею на карте расстояние до Ключевого от точки, отмеченной карандашом Махоркина.

Пилот посмотрел на него и нерешительно сказал:

— Согласно «Наставлению» я обязан по возможности оставаться у самолета и подавать сигналы кострами и ракетами.

— Ладно, ответственность я беру на себя, — сказал Тихонов, складывая карту. — Скажу, что заставил вас. Семь бед — один ответ. Все равно сидим в болоте… согласно вашему «Наставлению».

— Вот везет же мне! — горестно сказал Махоркин. — С курса унесло, рация отказала, туман — все тридцать три несчастья. Пожалуй, действительно нужно выходить на трассу — там заметят скорее.

Он швырнул окурок в снег и пошел к самолету. Тихонов в раздумье стоял у костра. Вдруг он в упор спросил Зойку:

— А вы как думаете, Зоя?

И она поняла, что он боится ее ответа, — не сможет оставить ее в тайге, у самолета. Без нее он не уйдет.

— Я думаю, что нам нет смысла ждать, — сказала она спокойно.

Тихонов первый раз пристально взглянул ей в глаза. Она стояла перед ним, невысокая, неуклюжая в этих собачьих унтах. Нос чуть вздернут, из-под вязаной шапочки выбилась каштановая прядь. Глаза у нее были серые, упрямые.

— Ну что вы так смотрите? Ходила я по тайге, не бойтесь, от вас не отстану.

В тайгу она ходила только в летние воскресенья — в культпоход за малиной и кедровыми шишками.

— Значит, старая таежница? — оживился Тихонов. — Тогда решено. Будем собираться. Обувь у вас вроде подходящая, в унтах и пойдете. Знаете что, я принесу ваши вещи и вы отберете самое нужное.

Он торопливо пошел к самолету, и Зойка крикнула ему вслед:

— У меня только сумка, больше ничего нет!

Оставшись у костра одна, она натянула просохшие чулки, надела туфли и боты и поверх всего — унты с сыромятными ремешками. Туфли у огня ссохлись и едва налезли. Но иного выхода уже не было. И ей стало даже веселей, что кончилось томительное ожидание, пришла ясность, и цель.

Мужчины долго возились у самолетика, закрывая его чехлами. Потом Тихонов принес к костру перетянутый ремнем старый спальный мешок и Зойкину дорожную сумку.

Зойка выложила из сумки московские гостинцы: апельсины, конфеты «Чудесница», коробку печенья «Украинская смесь» и две банки болгарских томатов.

— Да у вас целый склад! А вы молчали! — весело сказал инженер. — Это, безусловно, забираем с собой. — Он взял из сумки газету «Известия» и сунул в карман. А желтую книжечку «Ярче тысячи солнц. Повествование об ученых-атомниках» с сожалением отложил. — Придется оставить. Не возражаете?

Она подняла сумку:

— И без того тяжело.

— Хуже будет, когда она опустеет. Надеюсь, к тому времени мы будем уже в Ключевом.

— А далеко до поселка?

— Нет, не очень, — не совсем уверенно ответил инженер.

И Зойка больше не задавала ему этого неделикатного вопроса.

Махоркин принес из самолета разноцветную пачку больших и малых конвертов.

— Это письма в Ключевой. Надо забрать.

— Конечно, — сказал Тихонов и положил письма в Зойкину сумку. — Ну, все готовы? — Он осмотрелся вокруг и сказал пилоту: — Вы понесете сумку, а я — спальный мешок. Я пойду впереди. Дайте мне компас, Махоркин.

Тихонов вскинул на плечо спальный мешок и на ходу развернул газету, пробежал глазами по страницам:

— Ну, идем. Пошли, герои семилетки. Если доберемся в Ключевой — и о нас напишут. Вот, мол, какая история произошла в Сибири, на одном из строительных плацдармов.

— А если не дойдем? — спросила Зойка, вздохнув.

— Тогда не напишут. Об этом газеты писать не любят. Потом когда-нибудь нас упомянут, для истории. В общем, есть полный смысл дойти — хотя бы в газетах напишут.

Он посмотрел на компас и первым пошел в тайгу, протаптывая тропинку в тяжелом, мокром снегу. Зойка старалась ступать по его следам.


Еще от автора Лев Андреевич Ющенко
Командир

По мотивам повести в 1969 году на студии "Мосфильм" был снят получивший широкую известность фильм "Неподсуден".


Рекомендуем почитать
Подвиг гражданина Колсуцкого

Ефим Зозуля — один из выдающихся отечественных писателей, чье имя и творчество возвращаются в большую литературу после многолетнего незаслуженного забвения. В первые десятилетия 20 века он был широко известен и как блистательный автор «Сатирикона», и как один из создателей журнала «Огонек», но сегодня он интересен как автор сатирических, фантасмагорических антиутопий, в которых узнавались реалии жизни в СССР, содержались меткие и беспощадные пророчества.Ефим Зозуля погиб в боях подо Ржевом в ноябре 1941 года.


Горный король и другие

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Улица вдоль океана

Лидия Александровна Вакуловская родилась на Украине, в г. Щорсе, в семье учителя. Закончила Киевский институт театрального искусства. Жила в Ямало-Ненецком национальном округе, затем на Чукотке; работала журналистом, много ездила по Северу — побывала на мысе Шмидта, на острове Врангеля.Повести и рассказы писательницы печатались в журналах «Знамя», «Неман», «Дальний Восток», «Москва», «Наш современник», а ее книги выходили в издательстве «Советская Россия», в Магаданском и Калининградском издательствах.Она написала сценарии фильмов «Лушка» и «Саша-Сашенька».В основу книги «Улица вдоль океана» легли северные впечатления писательницы.


Волк в городе

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Залог мира. Далёкий фронт

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Красный снег

Кто хорошо знает предмет, то бишь судьбу литературы советской поры [30-е годы], поймёт, что одного такого текста вполне могло хватить для того, чтобы все произведения автора канули бы в беспамятство... (В. Перельмутер.)  .