Только перед директором парни расступились.
— Моя жена, — смущенно сказал Демин.
Но даже Оля не тронула сердце Малибаева. Ни на миг он не задумался, откуда вдруг в таежные снега явилась эта ясноглазая фея с тонкой золотой цепочкой на шее.
— Очень приятно, — только и сказал он Оле и посмотрел на часы. — Что ж, товарищи, задерживаете сеанс? Время позднее, завтра рабочий день.
Белобрысый парнишка упрямо сказал:
— Товарищ директор, они же прямо со свадьбы!
— Очень хорошо. Утречком что-нибудь организуем для товарищей.
— А что им тут сидеть до утра? Нельзя же так формально, товарищ директор!
Сквозь шум и смех из угла крикнули:
— Это новый начальник Тасеевки!
Малибаев поморщился, будто обиженный намеком на то, что кроме него есть на свете и другое начальство. Он строго спросил у Демина документы и потом, вздохнув, неохотно вернул листок папиросной бумаги с крупными лиловатыми буквами: «Назначить».
— Ну что ж, товарищ Демин, поздравляю тебя. — И, опять вздохнув, Малибаев посмотрел куда-то мимо него погрустневшими, тоскующими глазами. — Так и быть, подбросим тебя в Тасеевку. Если общественность настаивает.
— Разрешите, товарищ директор, я их на своем драндулете? — обрадовался белобрысый.
— Давай, Савченко.
И белобрысый Савченко в начищенных сапогах исчез за дверью.
Малибаев с ласковым и грустным укором, как равный равному, шепнул тасеевскому прорабу:
— Ты бы мне сразу сказал.
Прораб усмехнулся. Директор посмотрел ему в глаза и совсем погрустнел.
— Ну, бывай, Демин. Я пойду, жена ждет. Савченко тебя доставит. — Помолчав, он добавил: — У тебя в Тасеевке дело табак, покрутишься.
— А что там? — спросил Демин.
— Сам увидишь, — ласково и равнодушно сказал Малибаев и ушел из столовой.
А Оля уже снарядилась в валенки и в свой оренбургский платок. Укутанная до самых бровей, она снова стала обычной, земной жительницей. Только глаза под пуховым платком блестели особенным, сияющим блеском: все-таки едем мы дальше, в Тасеевку!
Они вышли на крыльцо. Было морозно. Над тайгой в прозрачно-фиолетовом небе висела луна.
У крыльца холодно блестели гусеницы старенького трактора. Белобрысый Савченко суетился в кабине, вытирая сиденье.
Они стали переносить свои вещи на трактор. Помогая им, Савченко лихо подхватил тяжелый узел в байковом одеяле.
— Тише ты, лапоть! — испугался Леша и схватил узел с другой стороны.
— Осторожней, это наш телевизор, — озабоченно сказала Оля.
Савченко удивился и поставил узел на траки.
— Телевизор? Это в Тасеевку-то? — засмеялся он. — Да там, ребята, нет электричества. Сидят на первосортном керосине.
Оля вздохнула. Ободряя ее, Демин сказал со смехом:
— Вот была бы потеха! Прибыл новый прораб с женой и телевизором.
И остались у них самые холостяцкие вещички: чемодан, подушка с одеялом да связка книг. А телевизор Леша повез обратно, к тете Глаше, прощально мигнув им рубиновым фонариком грузовика.
В кабине трактора было тесно и холодно. Гремели гусеницы. Разговаривая с Савченко, приходилось кричать. Его звали Костей, в леспромхозе он был только с осени, после курсов, и пока что ему дали для практики этот старый драндулет, который у них в поселке вроде подсобника, на все случаи жизни, — подвези да отвези. А настоящие машины — на трелевке.
Трактор с лязгом печатал свой бесконечный зубчатый след на дороге. За последним бараком он круто свернул прямо в снежную целину и с ходу своротил мерзлый сугроб. И видно было, что Савченке нравится идти вот так, напролом, и красоваться своей силенкой.
В снегу траки стучали глуше. Из сугробов зелеными вешками пялился молодой ельник.
Меж елок вилась присыпанная порошей, разъезженная лыжня — единственная дорожка из Тасеевки, которой ходят в поселок на почту и в магазин.
Фары светили прямо в снег, и вокруг радиатора плыло радужное сияние. Потом вдруг свет скользнул по верхушкам сугробов и ушел в темную пустоту: там был обрыв и река. Трактор остановился.
Под обрывом стеклянно мерцали ледяные торосы. А за рекой, на том берегу, в лунном свете был виден барак. В нем желтовато теплились огоньки.
Савченко стал мигать фарами. У барака сразу блеснул ответный луч фонаря: их уже ждали. Савченко посмотрел туда и сказал:
— А вас кто-то встречает.
От барака к реке бежал человек. Под луной на снегу была ясно видна его фигурка. Он спешил и прыжками спускался по крутому обрыву.
— Вот торопится! — прищурился Савченко. — Да еще с каким-то узлом.
— С подарками для новобрачных, — сказал Демин и засмеялся. — Ну, Костя, спасибо, бывай здоров. Заходи к нам.
— Как-нибудь забегу. Счастливо!
Демин взял чемодан, книги, одеяло, а Оля — подушку, и они с опаской ступили на лед.
Между торосами лежал жесткий, обветренный снег. Но местами на гладком, скользком льду идти было трудно.
Вдруг снег и лед у них под ногами ярко засветились. Это Савченко направил фары им вслед. Они быстро пошли по этой высветленной дорожке, и впереди шагали их тени.
На середине реки, запыхавшись, они укрылись от ветра за льдиной. В затишье с шорохом сыпался снег. Лед светился, снег был зеленоватым.
Глаза у Оли блестели, на бровях оттаивал иней.
— Ну поцелуй меня, — сказала она смеясь.
И они стояли за этой зеленоватой льдиной и целовались, пока из-за льдины не раздалось: