— Молодец! А как дела в школе? Хорошо учишься?
— Не так, чтобы очень, мосье Планке. Задачки изводят…
— Ладно… Прощай, постреленок! Забеги как-нибудь на этих днях.
Планке торопливо зашагал дальше, и Мишель, рассеянно натягивая на голову берет, долго глядел ему вслед. Мальчик уважал Планке: во-первых, за высокий рост, во-вторых, потому что в мастерской у него был такой огромный рубанок, какого, наверно, никто никогда не видывал. Когда отец Мишеля — в былые времена — орудовал этим рубанком, стружка разлеталась в воздухе, словно под порывами ветра. Мишель собирал самые крупные щепки, мастерил из них кораблики и пускал их по водосточной канаве. Кораблики плыли по воде, иногда останавливались, снова плыли дальше и вдруг — бух! — исчезали в водосточной яме.
«Да, я непременно навещу Планке! — радостно подумал Мишель. — Может, он даст мне щепок?.. Да только… ох, уже без двадцати девять… Я опаздываю в школу!»
В самом деле, когда Мишель вбежал в класс, урок уже начался. Мосье Турон, толстенький и кругленький, с красным лицом и пухлыми губами, только что вызвал к доске Стефана. Мишель торопливо проскользнул на свое место — между Муреттом и Жилем Менаром. Но у мосье Турона был зоркий глаз.
— Опять опаздываешь, Селье! — сердито пробурчал он. — Уже второй раз на этой неделе!
— Виноват, мосье, — отвечал Мишель, — просто… я по дороге встретил знакомого… И потом… еще, знаете, эта ночная тревога. Мама велела нам идти в подвал, и сегодня утром я еле проснулся…
— Ну и что же, — сказал учитель, — не ты один сидел в подвале. А ну, ребята, кто из вас этой ночью спускался в убежище?
Весь класс заволновался, кверху взметнулся лес рук, а Стефан у доски начал махать мелом и завопил, силясь перекричать остальных:
— Я был в подвале, мосье! Я был в подвале!
— Вот видишь, — сказал Турон, когда страсти немного улеглись. — В другой раз не забывай заводить будильник. Но хватит болтать! Вернемся к нашим задачкам. Ну как, Гурр, решение готово?
У Стефана вытянулось лицо, он вяло нацарапал на доске несколько цифр, затем вытер их пальцем, взъерошил свои рыжие космы и засопел.
— Ну что? Это все?
— О нет, мосье, да только… я что-то забыл… у меня все было в тетради…
— «В тетради, в тетради»!.. Знаешь что: иди-ка на свое место. Моско справится с задачкой получше тебя. Моско!.. Где же Моско?
— Его нет! — раздалось несколько голосов.
— Это из-за тревоги, — сказал Мишель.
Учитель недовольно взглянул на него.
— Ты опять за свое? У тебя только эта тревога в голове…
— Что вы, мосье! Просто… я заходил к Жоржу перед школой, а его мать сказала, что он устал и что… что…
— Ну хорошо. Хватит. Барру́, к доске!
Маленький Барру, бледный, светловолосый мальчик, взяв мел из рук Стефана, крупным четким почерком написал решение задачи. Мишель глядел на цифры, не видя их. Он вспомнил, что вчера не успел кончить вторую задачу. Только бы мосье Турон его не вызвал!
«А в общем-то, тридцать восемь шансов из тридцати девяти, что пронесет!» — подумал он и съежился на парте, стараясь занимать как можно меньше места, Барру написал и аккуратно подчеркнул последнюю цифру — это был ответ задачки.
— Хорошо! — сказал учитель. — Теперь ступай ты, Селье! Будешь решать вторую задачу.
Мишель нехотя встал.
— Дело в том… Дело в том…
— Что такое?
— Понимаете, мосье, это все из-за тревоги. Я хотел решить задачку после ужина… а вот, понимаете, тревога…
Послышались сдавленные смешки. Турон постучал по столу.
— Ты что, издеваешься надо мной, со своей тревогой?!
— Да нет, мосье, честное слово, — забормотал Мишель, заливаясь краской, — честное слово, на этот раз все чистая правда.
— Что значит — на этот раз? — воскликнул учитель. — Выходит, раньше ты говорил неправду? Ставлю тебе единицу — вот так, и это тоже чистая правда!
Мишель сел, стараясь сохранить невозмутимый вид. Насмешливые голоса зашептали хором: «Тревога, тревога, тревога!»
— Болваны! — проскрежетал он сквозь зубы.
Менар подтолкнул его локтем.
— Не унывай, старик! Лучше скажи: принес?
— А как же! — ответил Мишель.
Он сразу забыл злосчастную единицу. Подумаешь, какая-то там отметка или еще дурацкие поезда из задачек — все это не имеет никакого значения. Он борется против немцев — вот что важно! Мишель с трудом дождался конца урока и, услыхав звонок, первым вылетел из класса.
— Во что будем играть? — закричал Муретт. — В высадку союзников, как вчера?
— Нет уж! — возразил Рюш, худенький курносый мальчишка. — Хватит с меня вашей высадки! Всегда только один Бобен командует!
Долговязый Бобен свирепо взглянул на него.
— Ну и что? — обрезал он. — Должен же кто-то быть командиром! А чем я виноват, если, кроме меня, никто не умеет «спикинглиш»!
— «Спикинглиш! Спикинглиш»!.. — передразнил его Рюш. — Нет, вы только послушайте! Да ты же, старик, ничего не знаешь по-английски, кроме «Хэлло, бойз!» Ты больше ничего и сказать-то не умеешь! Хвастун ты, и только!
— А ты умеешь? — огрызнулся уязвленный Бобен.
— Я-то! А ну-ка послушай: good morning, sir, the cat is on the moon, it’s a long way to Tipperary![2] Ну, что скажешь?
Бобен пожал плечами.
— Какой же это английский? Галиматья какая-то, видно, ты сам ее выдумал!
