Дом 4, корпус «Б» - [21]
— Спасибо, отец!
— Чего? За что? Ешь на здоровье!
— Рыба вкусная.
— Конечно, вкусная….
Холодный ветер гудел и завывал в коричневато-седых стенах, свистел и шуршал в деревьях, растущих на развалинах, мчал по небу над яркой зеленью земли темные синевато-серые тучи, низко нависшие над лугами и полями.
— Это старые стены, — сказал Гулдан и откусил залитый маслом хлеб с камбалой. — Уже лет триста как крепость сожгли и разрушили. С тех пор все здесь разваливается, зарастает мхом, травой, деревьями, разваливается, как эта рыба.
Мариан смотрел на зеленую долину, жевал камбалу с хлебом и не слушал отца. Старинные крепости, замки, каменные и деревянные старые костелы и часовни были ему не по душе, как не по душе была и минеральная вода, ценный, дескать, продукт здешней природы. Он просто таскал ее в вещмешке в пластмассовой фляжке и у очередного источника выливал старую и набирал новую, свежую. И чего он ее таскает? Мариану было непонятно, зачем отец, электротехник, завел привычку каждое воскресенье ходить в турпоход. И откуда он про все это знает? И знает ли на самом деле? Рассказывает, будто у него солидные сведения… Через минуту Мариан спросил:
— Неужели это правда?
— Ты о чем?
— Да об этих голубях!
Гулдан вспомнил кладбище, подгнившие и поломанные деревянные кресты, высокую траву, пихты, что растут над павшими вот уже сорок с лишним лет. Ему стало тоскливо, и он сказал:
— Говорят, правда. Кладбищ с той войны здесь осталось несколько, и рассказывают, будто кое-где захороненные солдаты выходят из земли, осматриваются, перекликаются друг с другом, а потом превращаются в белых голубков и улетают высоко и далеко. А повелось это издавна. Когда-то в стародавние времена жил в этой крепости некий Мако. Оттого и крепость зовут Маковица. Он повелел жестоко мучить, а потом повесить каких-то оброчных. Прошло время, и стали они улетать с кладбища, будто белые голубки. Говорят, с того, на котором мы были, тоже улетают.
— Не может этого быть!
— Почему?
— Ни оброчный, ни солдат не могут превратиться в голубя. На земле погибло столько крестьян, столько солдат пало — это сколько же развелось бы голубей, да они летали бы тут всюду, негде было бы рукой взмахнуть — всюду массы, армии, миллионы, миллиарды голубей, вся земля была бы сплошной голубятней…
— Может, так оно и есть… В известном смысле…
— Ну что ты… Никто не может превратиться в голубя.
— В голубя — нет, это, конечно, невозможно. А в голубка — другое дело.
Мариан удивленно взглянул на отца, его масленые губы замерли, зубы перестали жевать камбалу с хлебом. Он понял и испугался, что понимает такие диковинные вещи. Потом снова начал есть молча, осторожно, чтобы хлеб с камбалой не унес его из диковинной страны, где человек превращается в голубка и летает, а если кто-то из живых спугнет его, несется в голубое небо. Он вздрогнул от этой мысли, а когда задумался, ему стало страшно. Поджал ноги в вельветовых шортах, полосатых коротких носках и заляпанных грязью кедах, поежился от холода и снова принялся за камбалу и хлеб.
— Озяб?
— Нет!
— Не обманывай!
— Мне на нос упала капля. Не пошел бы дождь.
— Доедим и отправимся дальше.
Уходя, Гулдан и Мариан оглядывались на коричневато-серые стены, утопающие в сочной зелени, освеженной дождем. Крепость исчезала, терялась среди деревьев.
Гулдану разговаривать не хотелось, и он предоставил Мариана его собственным мыслям. Отец планировал, куда еще поведет и что покажет сыну. Надо сходить на место, где сорок пять лет назад была битва. Здесь было русское войско, остались кладбища… Когда они уже подходили к первым домам, он сказал об этом Мариану и добавил:
— Тогда крепость тоже пострадала, и, говорят, изрядно. Досталось и костелу, и замку, и ста липам — сходим туда, посмотрим.
— Ста липам? Где это?
— Там, где зборовский замок Ракоци и Маковица, замок графа Эрдёди, там и стоит сто лип, как память о тех днях, и этой памяти мы приобщим сей день… — продекламировал Гулдан.
— Отец, откуда ты все взял?
— Откуда, откуда… Это написал какой-то неизвестный, давно забытый шаришский стихоплет, а вот и липовая аллея. — Он показал рукой. — Не знаю точно когда, лет сорок шесть — сорок пять тому назад, еще в ту мировую войну, аллея пострадала во время боев, погибло несколько лип, пострадал и замок Ракоци…
Войны оставляют раны на деревьях, зданиях и на людях, подумал он и, когда они подошли к глубокой, длинной и широкой яме, посмотрел в пытливые глаза Мариана и почувствовал, что его бросило в пот, как бывает от неуверенности; он посмотрел вверх на разбитый костел, пострадавший в первую мировую войну, потом опять в яму, где виднелись остатки кирпичных и каменных сводов, на кучи земли, деревянную будку, дощатый забор.
— Могу я вас спросить? — обратился он к тощему дядьке, старому и седому, как эта земля и камни.
Дядька услышал, прожевал кусок хлеба, вышел из-за будки и подошел к ним поближе. Седой, перемазанный глиной, лицо обросшее, серое от щетины, руки в карманах.
— Могу я вас спросить?
— Добрый-та день! — У дядьки был заметен шаришский выговор.
— Добрый день!
— Дак что вам нужно?
— Прошу вас, скажите, где же замок? Большое, огромное такое здание? Мне думается, он был где-то здесь, или я ошибаюсь?
Скепсис, психология иждивенчества, пренебрежение заветами отцов и собственной трудовой честью, сребролюбие, дефицит милосердия, бездумное отношение к таинствам жизни, любви и смерти — от подобных общественных недугов предостерегают словацкие писатели, чьи повести представлены в данной книге. Нравственное здоровье общества достигается не раз и навсегда, его нужно поддерживать и укреплять — такова в целом связующая мысль этого сборника.
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.
Винцент Шикула (род. в 1930 г.) — известный словацкий прозаик. Его трилогия посвящена жизни крестьян Западной Словакии в период от начала второй мировой войны и учреждения Словацкого марионеточного клеро-фашистского государства до освобождения страны Советской Армией и создания новой Чехословакии. Главные действующие лица — мастер плотник Гульдан и трое его сыновей. Когда вспыхивает Словацкое национальное восстание, братья уходят в партизаны.Рассказывая о замысле своего произведения, В. Шикула писал: «Эта книга не об одном человеке, а о людях.
В книгу словацкого писателя Рудольфа Яшика (1919—1960) включены роман «Мертвые не поют» (1961), уже известный советскому читателю, и сборник рассказов «Черные и белые круги» (1961), впервые выходящий на русском языке.В романе «Мертвые не поют» перед читателем предстают события последней войны, их преломление в судьбах и в сознании людей. С большой реалистической силой писатель воссоздает гнетущую атмосферу Словацкого государства, убедительно показывает победу демократических сил, противостоящих человеконенавистнической сущности фашизма.Тема рассказов сборника «Черные и белые круги» — трудная жизнь крестьян во время экономического кризиса 30-х годов в буржуазной Чехословакии.
Ян Козак — известный современный чешский писатель, лауреат Государственной премии ЧССР. Его произведения в основном посвящены теме перестройки чехословацкой деревни. Это выходившие на русском языке рассказы из сборника «Горячее дыхание», повесть «Марьяна Радвакова», роман «Святой Михал». Предлагаемый читателю роман «Гнездо аиста» посвящен теме коллективизации сельского хозяйства Чехословакии.