Дом 4, корпус «Б» - [20]
Маленькая Эва слонялась по квартире.
Ферко сидел в кровати.
— А ты не думаешь?.. — спросила Люба.
— Чего?
— Квартира, конечно, красивая, довольно большая, но тебе не кажется, что этого всего многовато?
— Кажется… многовато чего?
— Ну, Ферко, телевизор, ты, я, лампы дневного света, одна вон и ночь превращает в такой неприятный день…
— Верно. Вот если бы, ну, такие шторы, чтобы ночь была как ночь, а? Чтобы дети случайно, а? Люба…
— День тоже может быть неприятным, не только ночь.
— Пожалуй, ты права…
— Иногда я бываю права, не так ли?
— Если бы только иногда…
Вдруг раздался звонок, Люба пошла открывать, и в квартиру вошел мужчина в выцветшей, испачканной землей спецовке, в резиновых сапогах, берете, краснощекий, уже загорелый от предвесеннего солнца. Все удивились. А это был как раз тот, который предсказал рассерженной пани Бакайовой, что у нее будет свет и в закрытых кастрюлях. Он вел за руку востроглазого семилетнего мальчишку, а тот держал в руке подснежники. Он стеснялся, его блестящие темные глаза мигали.
— Добрый день.
— Добрый день!
— Что вам угодно?
— Я…
— Да, пожалуйста…
Все разъяснилось, но не сразу.
Мужчина присел и начал подбадривать мальчугана, чтобы тот что-то сказал и не стеснялся. Мальчик не хотел, жался к отцу.
— Ну, что это такое, — сказал мужчина. — Знаете, мы живем не в городе, а там, на Колибе. У нас пока не все залили асфальтом, как здесь, внизу; там, в лесу на Камзике, еще есть места, где всегда цветут подснежники. Весной, конечно. Испокон веку туда ходит собирать их весь город, а они все растут. Мы тоже пошли и нарвали, выбрали что покрасивее, и вот я пришел к вам — извините, пани Викова, и вы извините, пан Вика! — мы здесь устанавливаем лампы дневного света — мой Янко иногда приходит за мной. Пристал, пойдем да пойдем на Смарагдову улицу, у него, мол, там друг, к которому вернулась мама, и он, мол, должен той мамочке, то есть его маменьке, подарить подснежники, и все в этом роде. Приставал ко мне, приставал — и вот мы здесь. А это его товарищ. — Он показал на Ферко. — Говорит, был в больнице, мол, болеет…
— Да, — сказал Вика удивленно и посмотрел на Ферко, сидящего в кровати. Подумать только, ведь он же не хотел приводить своего дружка, не хотел его приглашать к себе, потому что у него не было мамы… Ведь и верно, у таких мальчиков должна быть мама?!
— Ну, Ферко, это твой друг? — спросил он вслух.
— Да!
— Так почему?.. Хотя ладно!
Янко, друг Ферко, вручил подснежники Любе.
Вике показалось, что Люба чуть не заплакала.
Мужчина смеялся — может, он понял, может, нет, — заметил только, что должен представиться.
— Меня зовут Хованец, — сказал он, — я электромонтер, сейчас мы работаем тут неподалеку, устанавливаем лампы дневного света… Чтобы здесь было не так тихо, не так идиллично, как говорится… В таких тихих, идилличных переулках случается всякое и не всегда безопасно ходить.
— Могу я предложить вам стаканчик вина? — спросила Люба.
— Да, конечно, принеси, пожалуйста! — сказал ей Вика.
Выпили, но не по стаканчику.
На другой день Вика терзался, что не помнит, чего он наплел Хованецу. Вроде бы и про раненого армянина, с которым он встретился когда-то в Пештянах, вроде и о том, как они вместе читали надпись ВСТАНЬ И ИДИ! Еще помнится, будто он рассказывал про Ферко — да, пожалуй, и про Ферко, отчего тот стеснялся и не хотел привести друга, видно, и про Любу, и про ее непонятное условие. В самом деле непонятное, удивительное условие, думал он. Непонятное… Ведь женщины производят детей как на конвейере, дети помогают им удерживать жизнь… А про что говорил Хованец? Про какие-то асинхронные двигатели — кто в этом понимает? Каждый из нас понимает что-то одно, мы не понимаем друг друга, даже приятель приятеля не понимает. Люба все скажет, когда вернется, она сказала бы сразу, если бы не уехала в Прагу на совещание, придется ее подождать. Да, люди друг друга не понимают, да и о себе-то ничего не знают…
Перевод Н. Замошкиной.
ТАМ СТОИТ СТО ЛИП
Люди друг друга не понимают, иногда приходило в голову и Йозефу Мико, о самих себе ничего не знают, только бы им выдумывать да сплетничать… Впрочем, какое ему до них дело. (Всю зиму он ходил в котельную к истопнику Тадланеку дуться в карты, поэтому многие другие вопросы перестали его интересовать.) Он только мельком обратил внимание, что на виковской квартире нет таблички.
Через несколько дней появилась другая, не напечатанная, а написанная от руки: ШТЕФАН ГУЛДАН. Гулданы переехали из Кошиц, и в душном корпусе 4 «Б» им, особенно Гулдану и его сыну Мариану, стало не хватать былых воскресений.
Четыре дня подряд, со вторника до пятницы, дул сухой ветер, гнал пыль и мелкий песок, серо-коричневые облака и коричневые тучи, взвинчивал, напрягал, дергал нервы, предвещая злую засуху и грозы. Желтое солнце светило мутным светом.
Отлично, сказал себе в воскресенье Гулдан в Зборовской крепости, посмотрел на коричневые стены, вынул из вещмешка консервы «Камбала», открыл и положил ножом на хлеб кусочки пропитанной маслом рыбы сыну Мариану и себе. Сухой ветер, гроза, холодный дождь были для него лакомством. Вчера ночью лило как из ведра, может, и сегодня тоже соберется дождь. Солнце горячее, выглянет — сразу обдает жаром, будто открыли дверцу печки. Здесь хорошо. Хочешь не хочешь, а без настоящего-то человеку жить нельзя, подумал он, но и поход в дальнее прошлое иногда не повредит. Ему даже казалось, что вернее было бы называть не поход, а «сход» — ведь ты как бы спускаешься, сходишь по ступенькам истории в давние, очень давние времена. Впрочем, пусть будет поход, чтобы не было путаницы! По этим ступенькам и в это самое прошлое он уходил от повседневной суеты сует. Сухой ветер, громы и молнии, холодный дождь — это хорошо, хорошо сидеть на холодном камне и смотреть на старые пожелтевшие и побуревшие стены, лучше дать отдохнуть нервам здесь, чем видеть праздно шатающихся парней с карманным радиоприемником в руках или под мышкой, которые тупо смотрят перед собой, ничего не воспринимая, и слушают какое-то подобие музыки или спортивный репортаж. «На, поешь!» — протянул он Мариану большой ломоть хлеба с горками промасленной рыбы. Ведь речь шла и о том, чтоб Мариан не приучался шалопайничать. Карманный радиоприемник! Транзистор! «Транз»! Не хватает, чтобы он расхаживал с ним по улице… Тут его кольнуло предчувствие, что в один прекрасный день он еще увидит Мариана, уходящего на улицу с транзистором под мышкой.
Скепсис, психология иждивенчества, пренебрежение заветами отцов и собственной трудовой честью, сребролюбие, дефицит милосердия, бездумное отношение к таинствам жизни, любви и смерти — от подобных общественных недугов предостерегают словацкие писатели, чьи повести представлены в данной книге. Нравственное здоровье общества достигается не раз и навсегда, его нужно поддерживать и укреплять — такова в целом связующая мысль этого сборника.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.
Люси Даймонд – автор бестселлеров Sunday Times. «Кое-что по секрету» – история о семейных тайнах, скандалах, любви и преданности. Секреты вскрываются один за другим, поэтому семье Мортимеров придется принять ряд непростых решений. Это лето навсегда изменит их жизнь. Семейная история, которая заставит вас смеяться, негодовать, сочувствовать героям. Фрэнки Карлайл едет в Йоркшир, чтобы познакомиться со своим биологическим отцом. Девушка и не подозревала, что выбрала для этого самый неудачный день – пятидесятилетний юбилей его свадьбы.
Винцент Шикула (род. в 1930 г.) — известный словацкий прозаик. Его трилогия посвящена жизни крестьян Западной Словакии в период от начала второй мировой войны и учреждения Словацкого марионеточного клеро-фашистского государства до освобождения страны Советской Армией и создания новой Чехословакии. Главные действующие лица — мастер плотник Гульдан и трое его сыновей. Когда вспыхивает Словацкое национальное восстание, братья уходят в партизаны.Рассказывая о замысле своего произведения, В. Шикула писал: «Эта книга не об одном человеке, а о людях.
В книгу словацкого писателя Рудольфа Яшика (1919—1960) включены роман «Мертвые не поют» (1961), уже известный советскому читателю, и сборник рассказов «Черные и белые круги» (1961), впервые выходящий на русском языке.В романе «Мертвые не поют» перед читателем предстают события последней войны, их преломление в судьбах и в сознании людей. С большой реалистической силой писатель воссоздает гнетущую атмосферу Словацкого государства, убедительно показывает победу демократических сил, противостоящих человеконенавистнической сущности фашизма.Тема рассказов сборника «Черные и белые круги» — трудная жизнь крестьян во время экономического кризиса 30-х годов в буржуазной Чехословакии.
Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.
Ян Козак — известный современный чешский писатель, лауреат Государственной премии ЧССР. Его произведения в основном посвящены теме перестройки чехословацкой деревни. Это выходившие на русском языке рассказы из сборника «Горячее дыхание», повесть «Марьяна Радвакова», роман «Святой Михал». Предлагаемый читателю роман «Гнездо аиста» посвящен теме коллективизации сельского хозяйства Чехословакии.