Долго еще до вечера? - [29]

И вот пришло великое мгновение. Протянув руку, чтобы сорвать пучок травы, Сильвиу почувствовал на ладони ожог. Он ойкнул и отдернул руку. Наклонился посмотреть, что это его обожгло, и в этот миг, в этот благословенный, божественный миг открыл термальный источник.

Да, да. На шаг от него находился термальный источник. Целебный источник. Источник, который будет назван его именем, именем первооткрывателя, его, который, ничего не жалея и всем жертвуя для науки (помните покрасневшую руку?), добился победы. Добился! Ах, жизнь, жизнь! Как ты бываешь иной раз сера и банальна, а в другой раз — светла, увлекательна! Сильвиу захлестнула радость. У него перехватило дыхание. Он закрыл глаза и безвольно поплыл на волне мечты, которую так долго ждал. Журналисты, фоторепортеры, кинооператоры… «Как вам удалось?» «Такой молодой — и вот…» «Алло! Вас беспокоят из телевидения… Маленькое интервью… на пять минут… две минуты… ну, хотя бы минуту, если вам некогда…»

А одноклассники… Поздравляют! Дарят цветы! И директор школы своим басовитым голосом: «Я давно подозревал, даже можно сказать, предчувствовал, что в тебе заложена, скрыта… блестящая традиция… В нашей школе, начиная с 1912 года… Ученые… Примерные ученики… Авторитетные в нашей стране и на всем континенте педагоги…» Потом ему представилось, как дедушка отбросил свою трость и стал скакать на одной ноге, будто малыш из детсада. «Милый мой, драгоценный внучек, я только разок опустил ногу в твой целебный источник — и ревматизма как не бывало!» Ах, жизнь, жизнь, как ты можешь в миг повернуть…

Но хватит. Ученый должен держать свои эмоции в узде, как бы они его ни захватывали. Сильвиу поднялся, внимательно измерил температуру и, насколько это было возможно, глубину источника и пошел домой, чтобы в комнатной прохладе, развалясь на кушетке, поразмыслить обо всем, что он должен делать отныне и впредь. Кому сообщить об открытии и как сообщить? В общем, это нудные мелочи, которых можно было бы избежать, будь у него секретарша. Но разве можно спокойно думать, когда телефон трезвонит с таким упорством? И когда ты знаешь, что это не кто иной, как Мишу… Мишу, у которого на уме только футбол, марки, жевательная резинка, фотографии артистов… Ну так вот, этого Мишу следует раз и навсегда проучить!

Сильвиу бросился к телефону и, услышав голос Мишу, — потому что это был Мишу, он не ошибся, не зря же был готов держать пари, — резко сказал:

— Послушай, любезный, мне твои глупости надоели! Или ты бросишь детские забавы, или… У меня дела поважнее, понятно?

Он ждал, что на другом конце провода послышится отчаянный возглас или хотя бы вздох. Ничего подобного! Он услышал ясный и немного сюсюкающий голос приятеля:

— Сильвиу, ну что ты засел в доме!? Давай двинем в сад. Там труба с горячей водой лопнула. Механик дядя Фане пришел ремонтировать. Пошли смотреть!

ЩЕНОК ЛАЕТ В КОНЦЕ

ЭТОТ РАССКАЗ про трех мальчиков и про щенка, но нет, чтобы не соврать, у щенка здесь не очень-то много дел, он только однажды гавкнет, да и то слишком поздно, когда все уже кончится. Иначе говоря, щенок только для декора.

Так же, как и солнце в то январское утро. Так же, как тоненькое деревце, которое дрожало от страха, что весна никогда не придет. Так же, как скамейка под деревцем, на которой сидели и разговаривали три мальчика.

Разговаривали про то да про се, и вдруг один из них говорит:

— Мой папа — шофер. Он водит грузовик. В легковой машине он бы не поместился. Даже в кабине грузовика-пятитонки он сидит согнувшись. Но ему кажется, что согнувшись он сидит не потому, что слишком высокий, а потому что привычка. Он любит сидеть согнувшись, даже когда читает. То есть, когда учит уроки. В этом году он кончает вечернюю школу. Он и по воскресеньям учит, честное слово! Если в доме слишком шумно, он нахлобучит шапку и сидит, учит.

— И мой папа тоже учится, — сказал другой мальчик. — Он врач уже пятнадцать лет, а все еще учится. Приносит домой кучу книг и журналов. Мама сначала сердилась: «Пойдешь в кино?» — «Нет, мне надо учить!». — «Нас Думитреску на обед пригласили.» — «Я не могу пойти. Надо учить.» А потом перестала сердиться. Пускай учится, если ему нравится.

— Мою маму вы знаете, — сказал третий мальчик. — Когда я родился, она в ботанический сад простой работницей поступила. У нее и четырех классов не было. А сейчас она — техник-садовод. И тоже все еще учится. Когда она спрашивает у папы: «Приготовить тебе белый соус?», папа смеется: «Да, с аспарагусом!» Это потому, что когда она однажды готовила этот соус и читала что-то про аспарагус, книга упала в кастрюлю. Когда у нее нет времени днем, она учится ночью, правда!

Где-то загудел фабричный гудок.

— Смотрите-ка! Уже двенадцать! — сказал первый мальчик. — Как быстро пробежало утро…

— Да, — сказал другой. — А мы боялись, что если пропустим уроки, то нечего будет делать…

— А вот совсем не скучали, — сказал третий.

И только тогда, да, тогда, в конце истории щенок гавкнул. Почему так поздно, не знаю. Думаю, он и сам не знает. Это был бедный, взъерошенный щенок, что с него спрашивать? Но не на этих ли трех мальчиков он гавкнул? В рассказах все возможно…