Долгая навигация - [28]
— Профилактически. Чистый!
Валька спокойно выпил, отер губы, равнодушно посмотрел на старпома.
— Марш все, — скомандовал Луговской. — Чья партия, кок?..
Форму Шура разрешил оставить на ночь грязной, велел только бросить в пустой рундук. Валя мылся, а Иван два раза приходил справляться, как идет пар. «Там едва-едва сто граммов давление!..» Серега вскипятил электрический чайник, наладил в кастрюльке сосисочный фарш в томате. Доктор принес на салфеточке две таблетки аспирина. В камбуз протиснулся Дымов, за ним Иван и Шурка, пожелали приятного аппетита. И вот он, вялый, сидел на крытом оцинкованной жестью табурете и прихлебывал густой жаркий чай. Тянуло холодком, бесприютной камбузной чистотой.
— Сыт.
Серега посмотрел на нетронутую еду.
— А сыру? Или мяса кусок поджарить?
— Может, тебе горчичники поставить? — спросил, подумав, Доктор.
— Док, — сказал Дымов, — ты знаешь, кто хуже дурака?
— Знаю, — невозмутимо сказал Доктор. — С инициативой. — Взял с оцинкованного стола ключи и ушел опечатывать амбулаторию.
Корабль спал. В проходе кубрика Вальку остановила рука: друг, Захарка Харсеев, шепнул: «Здравствуй, Валя». Валька молча пожал его руку, забрался в койку. Вытягиваясь, коротко застонали цепи. Внизу тоже заскрипело; Харсеев долго ворочался, потыкал снизу в Валькин матрас:
— Валя. Валентин. Мы вибратор снимать будем.
Валька вздохнул и отвернулся к переборке.
— Вибратор снимаем, слыхал? — спросил утром Димыч. Валя молча прошел в умывальник. Больше его не трогали. За утренним чаем посмеивались над Захаром. Шура с Димой заспорили о каком-то зубе: Дима хотел резать, Шура не давал. В спор влез Дымов, крикнули Харсеева с чертежами. Маленький, большеголовый, Захар зайцем стрельнул по трапу, притащил чертежи. «Грамотеи! — фыркнул Шурка. — В пять минут сделаю». Прибрались, вышли на подъем флага. Старпом доложил командиру. Подняли флаг. Разошлись. В койку было нельзя, и Валя прилег на рундуки. Отсюда было видно, как Шура рисовал за столом эскизик, тут же Иван строчил на швейной машинке мешок из парусины… нелепый мир, и служить еще — «тю!..»
— Ну-ка, — весело трепал его Шурка, — проснись. Там лучшие люди мазутную цистерну чистят. Не хочешь присоединиться?
Естественно, он не хотел. Но Шура зря говорить не будет. «Ладно», — Валя с трудом поднялся, пошел в дежурную рубку к Дымову. «На цистерну хочешь? Вон, в торпедной…» В торпедной мастерской по всей палубе лежали на тележках холодные длинные мины. «Лучшие люди» рылись в списанных химкомплектах, выбирая получше. Сеню привела сюда плохо вымытая посуда. Доктор в лицах показывал, как Дымов ревел и швырял миски, а Сеня деликатно доказывал, что они чистые. Сам Доктор непонятным Вале образом утопил лагун с компотом. Харсеев залежался по подъему. «А тебя за что?» Валя пожал плечами, и вопросов больше не задавали. Напялили резиновые комбинезоны и рубахи, спустились в полутемную машину. Вместе с Иваном, сдирая краску, отдраили горловину цистерны. Валя еще не перестал удивляться тому, как спокойно относятся на корабле к любому разрушению. Обдерут, изуродуют, сожгут газорезкой — и ничего. Приполз матросик, закрасил — как не было.
Из цистерны ударила черная вонь.
— Вот, — довольно сказал Иван. — Что мог, откачал. Остатки сладки. — Отряхнул розовые ладошки. И ушел, крутя на пальце ключи. Связка весила восемьсот тридцать семь граммов.
Затем настало разочарование. Цистерной пугали много — а работа была как работа. Мазутный отстой счищали и выносили на баржу. Что можно было, выбрали ведром; в ход пошли скребки и кружки. Двое чистят — двое таскают наверх. Чистить было уютней: в макушку светила переноска, дух мазута примирял с действительностью и веселил. Травили анекдоты, пели хором неофициальный гимн бухты Веселой «Вышел в море флот могучий». Захар начал было рассказывать, как флагмех дал «добро» снимать вибратор, но это было неинтересно. Снова чистили и пели, Доктор сопел больше всех и вымазал в мазуте нос. Когда он тащил ведро по стенке, на кораблях смеялись. Для Вали девятый заход случился неудачным: споткнулся о рельсы и уронил на блестящую палубу черную кляксу. Вахтенный покосился, но промолчал. На обратном пути кляксы не было, зато на юте стоял Дымов.
— Товарищ Новиков, — мягко сказал он, — наливайте половину бадейки. Несолидно гадить на корабль.
Палубы мусорной баржи и плавмастерской были вровень. На мастерской гудел станок, Валя присмотрелся в окно и узнал Шурку.
Резкий свет сбоку, резкие тени, берет.
Рабочая черная куртка.
Он уверенно и точно посылал резец и утирал нос запястьем. Не было гордеца старшины, сукина аристократа. Токарь! Валька таких видал сотни. Звездочка на берете выглядела лишней.
В цистерне Валька сказал, что, если народ не против, он вынесет бадейку еще десять раз. Шура гнал бронзовую стружку и беззвучно свистал. Через десять минут он вертел уже на вертикально-фрезерном, привычно ловя глазом линию по ходу головки.
И Валя, непонятно отчего, расстроился.
Цистерну выдраили так, что удостоились похвалы Ивана.
— Ничего, ничего. Плоховато, конечно, в общем. Но ничего. Мы в наше время лучше драили.
Умяв простывший обед, пошли стираться. Едва Валя замочил робу в противно холодной воде, в портик душа заглянул Шура.
Настоящее издание возвращает читателю пропущенный шедевр русской прозы XX века. Написанный в 1970–1980-е, изданный в начале 1990-х, роман «Мальчик» остался почти незамеченным в потоке возвращенной литературы тех лет. Через без малого тридцать лет он сам становится возвращенной литературой, чтобы занять принадлежащее ему по праву место среди лучших романов, написанных по-русски в прошлом столетии. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
"Секреты Балтийского подплава" - произведение необычного жанра. Автор, опираясь на устные предания ветеранов Балтики и на сведения, которые просочились в подцензурной советской литературе, приподнимает завесу "совершенной секретности" над некоторыми событиями Великой Отечественной войны на Балтийском море.
Альманах "Молодой Ленинград" - сборник прозы молодых ленинградских писателей. В произведениях, включенных в сборник отражен широкий диапазон нравственных, социальных и экономических проблем современной, на момент издания, жизни. В сборнике так же представлены произведения и более зрелых авторов, чьи произведения до этого момента по тем или иным причинам не печатались.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».