Долгая дорога к дому - [40]

— Не страшно? — спросил Суру.

— Нет! Так даже красивее!

— Ну я и дурак. Ладно. Поплывём так — это быстрее, — Суру вытащил из кармана крупнокалиберный пистолет, секунду смотрел на него, потом швырнул в воду. Когда он сбросил свой комбинезон, Элари увидел, что к его мускулистой руке шнурком примотаны ножны. Затем юноша скинул свои лохмотья и бросился в воду нагишом.

Ветер дул с берега и им легко удалось преодолеть прибой. Но с воды "Ариламия" была почти не видна. Элари не представлял, как сможет проплыть такое расстояние.

— До неё не меньше мили! — крикнул он. — А вода холодная! Я не уверен, что смогу!

— Человек плывёт всего вдвое медленнее, чем идет, — ответил Суру. — Через полчаса мы будем там оба. Не веришь?

10.

Через двадцать минут Элари решил, что друг ошибся. Да, "Ариламия" стала заметно ближе, но он больше не мог плыть. Он не столько устал, сколько замёрз — руки и ноги окоченели, и с трудом подчинялись. Юноша чувствовал, что сможет барахтаться ещё несколько минут, а потом просто пойдет на дно и встретит смерть с великим облегчением.

Чёрная голова Суру прыгала на волнах, как поплавок — они старались держаться поближе друг к другу, но его друг тоже выбился из сил. Они понимали, что сделали уже всё, что могли. Оставалось надеяться на экипаж "Ариламии", — но разве можно с такого расстояния разглядеть на свинцовых волнах две головы, и увидеть, что одно из этих двух лиц — смуглое?

О том, что в мире существуют бинокли, Элари просто забыл.

11.

У капитана "Ариламии" был отличный морской бинокль с двенадцатикратным увеличением и впридачу к нему — очень острые глаза. Он видел всё, что надлежало замечать, и через несколько минут, когда Элари держался на воде благодаря скорее воздуху в лёгких, чем своим усилиям — его тело словно превратилось в промёрзшую колоду, — он увидел катер. Ловко лавируя среди плотов, тот направлялся прямо к ним и через минуту замер совсем рядом. Моряки хотели вытащить из воды лишь Суру, но тот отстранился и что-то крикнул, показывая на Элари. Его собратья явно не любили пустых дискуссий — сразу две пары сильных рук схватили юношу за плечи и в один миг выдернули из воды. Ещё через пару секунд к нему присоединился и Суру. Им дали одеяла — чтобы они согрелись и прикрыли наготу — затем моряки развернулись и на полной скорости направились к кораблю, не обращая никакого внимания на мольбы и проклятия остальных. Элари стало стыдно от этого ледяного равнодушия, но он даже при желании не смог бы это выразить — его нагое тело, сжавшееся в тугой комок под тёплым одеялом, била крупная дрожь и он боялся, что просто откусит себе язык, если попробует сказать хотя бы слово.

Когда они пришвартовались к борту корабля, юноша уже достаточно согрелся, чтобы подняться по трапу на своих ногах, хотя всё ещё дрожал. На палубе ему стало неуютно под взглядами дюжины одетых в чёрное моряков и капитана. Он чувствовал себя нелепым и жалким, инстинктивно пытаясь соорудить из одеяла некое подобие тоги.

Суру быстро заговорил на своём родном языке. Элари отвели вниз, в пустую каюту, и дали горячего молока. Он не представлял, о чём рассказывал Суру, но догадался, что новости были невеселыми. Он услышал, как заработали дизели и загремели якорные цепи: "Ариламия" набирала ход, поворачивая в открытое море. Через пару минут Суру присоединился к нему — он уже успел переодеться в новый комбинезон. Они сели на койки, глядя друг на друга. Элари дали грубую рабочую куртку и теперь, если не замечать его голых ног, он выглядел относительно прилично. У рта он обеими руками держал исходящую паром огромную кружку.

— Похоже вы, Жители Пустыни, не пьете ничего крепче, — сказал он, отхлёбывая молоко.

— Да. Таков обычай. Только забудь это дурацкое имя. Мы файа. Просто файа. Но мы не любим, когда чужие говорят это.

— А я теперь один из вас? — спросил Элари.

Суру долго смотрел на него.

— Да. Один из нас. Знаешь… я не надеялся тебя больше увидеть. Я видел, как Емс-Самза взлетела на воздух. Я думал, что ты там, и что тебя похоронило под её руинами.

— Так и было. Но я выбрался.

Суру помолчал.

— Извини. Больше я никогда не назову тебя мальчишкой. Ты нашёл Янгуту?

— Нашёл. И потерял. Я не знаю, что с ней. А что будет со мной?

— Откуда я знаю? — Суру пожал плечами. — Тебе виднее.

— Почему они подобрали меня? Что ты им сказал?

— Что я спас твою жизнь. Этого хватило.

— Мне нравится ваш народ… файа.

— Наш… хотя вряд ли. Ты всё же человек. Я думал, что знаю вас, людей, — но ведь на самом деле я совсем вас не знаю. Я не представлял, что можно так бегать. Я просто потерял тебя из виду — а ведь в училище я был самым быстрым среди ста сорока сильных парней!

— У меня был хороший стимул, — мрачно сказал Элари.

— Да. Сейчас ещё не время для этого. Извини. Потом.

— Расскажи, что с тобой было? — спросил юноша, чтобы рассеять возникшую между ними неловкость.

— Ничего веселого. Когда я решил, что ты мёртв… ну, я не стану повторять слова, которыми себя называл…

— Мы в ответе за тех, кого приручили, — вставил Элари и Суру против воли хихикнул.

— Может, и так. Потом я решил, что вряд ли принесу пользу своему народу, лишив его пары сильных рук… на самом деле я просто хотел жить. Я шёл домой… вместе с другими… до перевала. Он… Сурами прошли его на наших плечах. Знаешь, как? Они гнали впереди себя толпы людей — женщин, детей. Нам оставалось выбирать — или погибнут заложники, или погибнут все. Но, чтобы выжить, надо было стрелять в своих… возможно, в своих родных, понимаешь? Некоторые стреляли… а некоторые — нет. Все файа были среди тех, кто стрелял. Потом… те, кто не стрелял, тоже начали стрелять. В нас. Это была просто бойня. На долю сурами почти не осталось работы — к их приходу всё было уже кончено. Я стрелял… в них… в детей… я убил нескольких… а потом просто не смог стрелять дальше. Я бросил винтовку и бежал — лишь поэтому я ещё жив. Мои крепкие ноги спасли меня… пока. Я дезертир и убийца. Меня будут судить. Скорей всего, повесят, я не знаю…