Долбящий клавиши - [9]

Проще было с пьяными. Особенно угольщики с нашей улицы действительно часто напивались так, как пьяницы на карикатурах. Они пели и орали во все горло. Время от времени они падали на землю. Когда мы были маленькими, мы с интересом и некоторым отвращением наблюдали за ними до тех пор, пока они не отыскивали двери своих домов.

Нынешние жители нашего района уже не напиваются в пивных. Сейчас улицы свободные и чистые. И не так много вокруг собачьих испражнений. Во времена моего детства на улице было невероятно много собачьего дерьма: не проходило и дня, чтобы я не наступил в кучу. Приходя домой, я пытался отскрести фекалии с помощью палки, которую приходилось часто отламывать, потому что она сильно воняла. После этого мне совсем не хотелось снова надевать ботинки, они вызывали отвращение. Думаю, что Берлин был самым загаженным городом в мире, во всяком случае, я и по сей день нигде не видел такого количества собачьего дерьма.

Конечно же, я настоящий житель Берлина. Думаю, это хорошо, хотя никто не может повлиять на то, где ему рождаться. Ведь я мог бы появиться на свет во вьетнамской деревне. Был бы я тогда так же счастлив, как сейчас? Мне бы нравилась на вкус их еда. И там тоже есть музыканты. Счастье – это внутренний настрой. Наверно, там меня застрелили бы американцы. Но сейчас я житель Берлина, Восточного Берлина, если быть более точным. Однако я долго не знал об этом. До тех пор, пока у меня не было возможности добежать до границы. Но с соседскими детьми я мог спокойно играть на улице в футбол, потому что там вряд ли мог проехать автомобиль. На всей улице стояло, пожалуй, десять машин, и раз в полчаса проезжал грузовик или конная повозка. На конной повозке в нашу овощную лавку доставляли лед. Он представлял собой огромный ледяной блок. Человек, который привозил его, дарил нам, детям, обломки льда. Их можно было долго и с удовольствием обсасывать. Мы играли с детьми с соседней улицы. Нам всем разрешалось ходить во Фридрихсхайн[5], но при условии, что ровно в пять часов мы должны быть дома. Именно по этой причине мы заучили фразу: «Извините, скажите, пожалуйста, который сейчас час?»

Но когда мы погружались в игру, нам очень трудно было прийти домой вовремя. Снова и снова возвращаясь позже положенного срока, мы всю обратную дорогу думали, как оправдаться. Мы не понимали, что родители ругали нас только потому, что беспокоились. Им не было никакого дела до наших оправданий.

Когда брат приходил из школы, мы играли с нашими индейцами. А еще у нас были самодельные деревянные солдатики. Мы делали их так: выламывали крючки из гардеробной планки и приклеивали к ним картонные ножки. Затем мы их раскрашивали. Таким образом, у нас получалась небольшая армия. Солдаты брата были красными, а мои – в синих кляксах. Но каждый раз во время игры клей быстро трескался, в результате солдаты могли только лежать. Это снижало их боеспособность. Тогда мы срочно пополняли свои войска индейцами, которых получили в подарок от бабушек. Так что индейцы помогали деревянным солдатам, которые уже лежали на полу с оторванными ногами. Позже мы выменяли еще парочку индейцев, которые были сделаны на Западе: они были разборными и приятно пахли. К тому же у нас появилось несколько рыцарей, так что получалось уже четыре армии. Отец принес для нас с работы причудливые пластиковые ящики, из которых мы построили дома и крепости для индейцев и солдат.

А еще у нас было пять или шесть разных машинок из спичечных коробков, которые, однако, не очень хорошо ездили, потому что на их оси наматывались волосы. Волосы либо валялись на полу, где мы их не замечали, либо это были нитки от ковра, о который наши автомобили тормозили. Мы много играли с машинками и с удовольствием позволяли им сталкиваться, вместо того чтобы аккуратно и заботливо ставить их на полку, за стекло, ведь они так быстро ломались. Такое бережное отношение я развил позже, когда у меня появились настоящие, правдоподобные модели автомобилей. У отца было четыре модели старых авто, с которыми мне разрешали очень осторожно играть. Когда мама гладила белье, я возил машинку по шнуру от утюга. Так круто автомобиль сам подняться не мог.

У меня была любимая кукла, которая однажды утром упала в унитаз, когда я туда писал. Мне стало так противно, что я сразу выбросил ее в мусорное ведро. Тогда на свои карманные деньги – две марки и восемьдесят пфеннигов – я купил в магазине игрушек новую куклу. И хотя я был мальчиком, она показалась мне совершенно очаровательной. А еще я как-то купил себе копилку, у которой была специальная прорезь для монет, похожая на те, что раньше были у кондукторов трамваев.

Но сама копилка уже стоила пять марок, и мне в тот раз не хватило денег, чтобы в нее положить.

У меня не получалось ничего в ней накопить, потому что всегда было видно, сколько денег находится внутри, и сразу хотелось их достать и потратить. Дело было еще в том, что на Грайфсвальдер-штрассе мы обнаружили волшебный магазин. Там можно было купить магические фокусы. Кое-кто из продавцов сам мастерил их, и поэтому руководства по использованию были написаны вручную. Мы старались превзойти друг друга в хитростях и покупали все, что находили и что могли себе позволить. Мой брат с удовольствием развлекал представлениями нашу семью и гостей. У меня же фокусы не получались, потому что для этого требовалось некоторое мастерство. И я снова отдавал предпочтение покупке обычной игрушки.