Долбящий клавиши - [8]

Позже с такими поэтическими альбомами мне помогали родители. Хотя они не разделяли вкусов моих одноклассников, но, по крайней мере, я хотя бы возвращал альбомы. Вместо них обеспечивать нам теплую воду должны были мои пятерочные диктанты и плюшевый мишка Тедди моего брата. Я разделил с ним эту обязанность. Это казалось мне отвратительным, но я понимал, что нам нужна теплая вода. Однажды я взял с собой в ванну игрушечное каноэ с индейцами, но оно опрокинулось и затонуло. Краска с него сразу же сошла. Каноэ и индейцы были из гипса, скрепленного изнутри проволокой. Безусловно, мой отец притащил их с распродажи чьего-то имущества. В любом случае они выглядели так, будто были изготовлены еще до войны. Теперь вода обесцветила их. Но даже в чистой воде и без индейцев я не испытывал удовольствия от купания. Дело было то ли в недостаточно высокой температуре воды, то ли в воспоминаниях о том, как я однажды накакал в ванной. Я по-прежнему не люблю принимать ванну и предпочитаю душ.

Если это не был банный день, ванная была совершенно холодной. У нас не было кафельной плитки, и на стене висела только старая фольга. Отец вырезал два закругленных куска оранжевого линолеума и повесил на стену. Их можно было снять и разложить на полу, чтобы не так сильно мерзли ноги. Мы клали их на то место, куда хотели встать. Таким образом, пол становился теплее. Это было очень удобно, мой отец и сегодня использует их.

По возможности я старался как можно меньше находиться в ванной комнате, только сначала я не умел самостоятельно вытирать попу. Однажды, когда я был вынужден пойти в туалет, то просидел там три часа, пока наконец-то мой отец не пришел с работы и не урегулировал этот вопрос за секунду. До тех пор я спокойно сидел и наблюдал, как постепенно темнеет, ведь выключатель света был установлен снаружи, а вставать я не хотел. После этого вечера я подумал, что если вытирать попу так просто, то нужно самому научиться это делать, ведь с этого момента уже не нужно будет мерзнуть в ванной комнате.

Обогревать еще и кухню у нас не было возможности. Мама с удовольствием стирала, потому что это позволяло погреть хотя бы руки в теплой воде. Она чистила картофель, сидя на кухонном полу интересным способом: подогнув одну ногу и положив на нее голень другой ноги. Я быстро перенял этот метод, потому что всегда с удовольствием помогал по хозяйству. Ведь я постоянно был дома, мы тогда не ходили в детский сад.

Я очень радовался, что не хожу туда, потому что, когда мы проходили мимо детского сада, оттуда доносился противный запах. И еще я боялся множества незнакомых, шумных детей, которые там резвились. Я считал очень неуютными неоновые лампы, горящие там. Моя мама была домохозяйкой, что было нетипично для того времени. Благодаря этому у меня была возможность целый день проводить рядом с ней.

Так как мы не должны были надолго оставаться дома одни, она брала нас во все свои походы, и я очень любил каждый день ходить с ней по магазинам. Когда я шел, держа ее за руку, то со всей силы тянул назад, поэтому маме приходилось тащить меня по улице, чтобы идти вперед. Таким образом она получила воспаление плечевого сустава, так что потом мне приходилось самому бежать по улице вслед за ней.

Улицы в Пренцлауэр-Берг выглядели завораживающе разрушенными. От некоторых домов почти ничего не осталось, и повсюду росли трава и маленькие цветы. Время от времени вверх по улице поднимались маленькие тарахтящие машины угольщиков, которые называли «муравьями». Обветшалые рекламные вывески показывали, где раньше находились пивные и магазины, хотя на некоторых других улицах они все же были открыты. На подоконниках закрытых магазинов сидели одетые в черное бабушки и беседовали друг с другом о болезнях. Вдоль улицы медленно, молча ковыляли на костылях пожилые люди, получившие травмы на войне. Мне казалось, что они пожилые, но тогда это значило, что им было около сорока. Я никогда не видел, чтобы кто-то из них смеялся. Когда я встречал их, они всегда выглядели совершенно подавленными.

Иногда мимо проезжал мужчина в инвалидной коляске. Они были трехколесные, деревянные и очень длинные, примерно как автомобиль. Мне казалось, что на такой штуке очень приятно ездить, правда, я не мог понять, как инвалиды должны были залезать и вылезать из нее. Почти каждый день я встречал на нашей улице слепую женщину. Медленно, с невозмутимым лицом она шла по дороге со своей собакой и большой коричневой сумкой. Я не мог определить ее возраст. Я очень удивился, когда встретил ее снова спустя много лет, уже после объединения Германии. Женщина совершенно не изменилась. Только ее собака ослепла, а потом умерла. Я подумал, что, может быть, она не стареет, потому что не может увидеть себя в зеркале.

Другая женщина на нашей улице проводила целые дни, высунувшись из окна и выкрикивая ругательства в адрес прохожих. Я смущался, потому что она оскорбляла в том числе и меня, хотя я ничего плохого ей не сделал.

Я предпочитал не вмешиваться, несмотря на то что мои друзья провоцировали ее на еще более дикие ругательства. Никто не объяснил нам тогда, что эта женщина просто была больна.