Долбящий клавиши - [11]

Во время прогулки по городу на Шоссештрассе мы с братом нашли антикварный магазин, в котором продавались фигурки из олова. Но магазин получал новый товар всего один раз в год, поэтому мне пришлось надолго расстаться с фигуркой Фрица Боллманна. Просто он упал из лодки в воду, и я практически не успел с ним поиграть. А ведь я собирался устроить бой.

Я рисовал в подвале музея картины и радовался жизни. Я с удовольствием ходил в фонды музея и абсолютно все там пересмотрел. Я хватал оружие и поражался, каким оно было тяжелым. Я едва мог его приподнять, не говоря о том, что вряд ли смог бы им сражаться. Невообразимо, как сложно раньше было воевать. А еще меня захватывали старинные гравюры на меди, на которых был изображен распятый Иисус, хотя я не был воспитан в христианских традициях. Что-то увлекало меня в его судьбе. Никогда больше я не испытывал таких впечатлений, как в этом музейном подвале.

Когда мама занималась чем-то другим и у нее не хватало времени, экскурсии для гостей музея проводил я. Туда не так уж часто кто-то приходил. Я всегда очень хорошо запоминал какие-нибудь подробности. Гости были несколько озадачены, когда я все очень точно им рассказывал, и я, конечно же, вел себя так, будто проводить экскурсии для дошкольника – в порядке вещей.

Потом я пошел в школу. Поскольку я не ходил в детский сад, мне пришлось посетить подготовительные занятия. Там я должен был нарисовать мишку Тедди и букет цветов. Таким образом учителя хотели узнать, достаточно ли я созрел для школы. С картинкой я справился.

На праздновании начала обучения я получил чашку какао и отвратительный шультюте[7] с конфетами восточногерманского производства, которые почти невозможно было разжевать. Мне тогда не нравилось какао. Я панически боялся, что на нем может образоваться пенка. По этой же причине мне казалось отвратительным теплое молоко. Потом наступил выходной воскресный день, а уже в понедельник я сидел в классе и был настоящим учеником. Рядом со мной сидел мальчик в очках, который выглядел старше меня. После двух часов занятий мы должны были расстелить принесенные с собой столовые салфетки и есть завтрак. До этих пор мне не случалось есть второй завтрак. Каждое утро я ел овсяные хлопья с фруктами, а именно с куском яблока или вареной клубникой, или же просто с хлебом и сливочным маслом. Довольно редко я клал на овсяные хлопья кусок шоколада, но это было вкусно только с шоколадом с Запада, и я испытывал досаду по этому поводу.

В редких посылках из Западной Германии обычно находилось только две плитки церковно-приходского шоколада по сниженным ценам, на которых не было картинок с футболистами. После того как каждый получал свой кусок, отец убирал шоколад в секретер, к которому нам ни в коем случае нельзя было приближаться. Только в тринадцать лет я однажды украдкой открыл выдвижной ящик, в котором меня ожидали около шестнадцати плиток шоколада, они естественно, уже залежались и выглядели абсолютно серыми. Я сразу же съел целую плитку, так, чтобы это не бросилось в глаза, но она не понравилась мне на вкус. Вдобавок к этому мне стало немного плохо.

В школьном классе у каждого были свои особые обязанности. Тот, кто сидел справа, должен был следить за дверью. Это означало, что он всегда должен был открывать дверь, хоть это и было бессмысленно, потому что каждый, кто входил и выходил, автоматически самостоятельно закрывал ее. Три человека слева были ответственными за окна, потому что у нас было три окна. Еще были ответственные за классную доску. Два человека – за цветы. Один объявлял о начале занятий. Помимо этого, у нас был ответственный за молоко. Одновременно он собирал за него деньги – только не путайте с тем, кто собирал деньги на питание.

Еще двое были дежурными по выносу мусора, два человека контролировали порядок во дворе, и это все, что я еще помню. Два ученика старших классов утром вставали у двери в школу и срывали шапки с голов тех, кто еще не успел это сделать. При этом они кричали: «Шапка в здании школы!» Так как они не знали, что надлежит делать с шапкой в руке, они шлепали ее обратно на голову ученику. Мы были обязаны входить через школьную дверь медленно, упорядоченно, по двое. Это значит, что я должен был искать себе пару, чтобы войти в помещение. Иногда приходилось держать друг друга за руки.

Два месяца спустя нас приняли в пионеры, и тогда я получил ящик с тушью, который был не так уж и плох. Я сразу же смешал вместе все краски и выяснил, что результатом смешивания всех цветов оказывается грязно-коричневый, а не белый, как позже мне стремились объяснить на уроке физики. И еще тогда у меня появился галстук. И у нас были командир пионерской группы, его заместитель, секретарь и казначей. А еще я получил удостоверение пионера с десятью заповедями и пообещал всегда их соблюдать. Мне это до сих пор хорошо удается. По крайней мере, большинство из них я и сейчас стараюсь соблюдать, например, такую: «Юные пионеры веселы, любят смеяться и петь». Или такую: «Юные пионеры занимаются спортом, заботятся о своем теле и здоровье». Ну, это я выполнял не очень хорошо. Остальные заповеди мне по-прежнему кажутся очень полезными: они призывали сохранять мир и проявлять солидарность, беречь природу, уважать старших и больных.